Дети века - Кнут Гамсун

Хольменгро, очевидно, постепенно перенял у поручика манеру отвечать все короче и короче.

– Есть вексельное обязательство?

– Да. За поручительством землевладельцев.

– Я выкуплю его.

Замечательно, что здесь решалось большое и важное дело, но сказано было мало, – только самое необходимое. Когда они расстались, все было решено. Сговорились также о цене за реку и все озеро на горе. Хольменгро купил все это.

Поручику захотелось посмотреть свои лесные участки здесь, на западном берегу реки, раз уж он попал сюда. Он повернулся и пошел снова к развалинам своей плотины, миновал их и направился вверх по реке до горного озера. Да, хороший здесь лес, лет через пятьдесят он будет большим дорогим лесом. Виллацу нечего беспокоиться. Вообще все опять налаживается.

Важное событие совершилось пополудни: долг банку был уплачен, а в руках снова очутились деньги. Что за человек этот господин Хольменгро? Он являлся, как провидение, и всегда выручал. Поручик изумлялся. А самое лучшее, что Хольменгро не оказывал ему услуг даром, а только покупал у него. Неприятно быть обязанным за даровую услугу? Покупка не так тяжела, как дар!

Годы умудряли поручика. Куда девалась неподатливость, его строптивость былых лет? Лишь изредка огонь вспыхивал под пеплом. Так, должно быть, уж полагалось. Он присел на минуту, раздумывая. Он философ, и спешить ему некуда. Встав, он снова пошел в лес и стал осматривать: много свежих пней от последней порубки, но также много хорошего молодого леса. Со временем он вырастет, и Виллац обогатится!

Поручик поднялся на пригорок, остановился и стал смотреть на усадьбу Хольменгро внизу; дом большой, но новый и с оттенком чужеземного; огромная крыша, далеко выдающаяся вперед, как бы для прохлады, – будто это необходимо! Крышу подпирают колонны. Но все имело вид еще не законченный; по саду бродили куры, а на дворе виднелись одни кусты.

Из дома, с его задней стороны, вышла фру Адельгейд, – вероятно, ходила играть на рояле. За ней следом вышел Хольменгро и провожал ее по дорожке до калитки на дворе. Как странно: он вел ее, обняв за талию. Они сели на скамью под кустом.

И там внизу был также хороший лес, но не один сосновый, а также и лиственный. Если, действительно, Хольменгро искал соснового воздуха, почему он построил себе дом в смешанном лесу? Прежде такой вопрос не приходил на ум поручику, но теперь он обратил на это внимание. Он пошел дальше, чтобы спуститься к реке, и остановился на мосту. Тут еще стоял кирпичный завод, забытый всеми, даже разливом реки, – единственное старое здание, уцелевшее на берегу.

Когда поручик лежит на диване в своем кабинете, он уже не вскакивает и не вызывает звонком Давердану; он отвык от многих привычек; он воспитывает себя: но это еще не значит, что ему живется плохо; он поседел, но это от лет; он читает гуманистов, но только по склонности к ним. Когда поручик звонит в редких случаях, приходит Готфрид.

Маленький, тщедушный Готфрид с детскими руками.

Несколько лет тому назад поручик приказал ему прийти; мальчик был очень доволен, и мать отвела его в усадьбу. Поручик обошелся с ним ласково, разговаривал и сказал, что он может остаться. Чудак-поручик привел потом мальчика к жене и спросил ее мнение, – может ли он остаться в усадьбе. «Конечно!» – ответила фру Адельгейд. Так и остался Готфрид в барском доме. Он теперь одет хорошо и всегда сыт; вид у него, как у барчука, хотя он и одет казачком: на нем курточка со светлыми пуговицами. Его обязанность чистить господских верховых лошадей и седла, но, кроме того, он исполняет много мелких и полезных работ. Он стал исключительно слугой хозяйки и хозяина; никто другой не приказывал ему и не распоряжался им. Хозяйка немало пользовалась его услугами. Когда ей вздумалось поучить его немного по-французски, то Готфрид оказался очень способным учеником. Иногда она глубоко чувствовала свое одиночество, и у нее являлось желание поговорить с кем-нибудь. Готфрид был под рукой. Вероятно, она в это время думала о Виллаце и разговаривала, собственно, с ним; иногда она читала вслух письма сына, и это было большой радостью для Готфрида.

Поручик давал мальчику различные поручения вне дома» Готфрид приносил письма из конторы на пристани и относил их туда; он кормил голубей горохом. Ведь и это надо было кому-нибудь делать. В общем, в большом доме было немало всякого дела. Когда господа выходили из дому или возвращались домой, Готфрид стоял у входа, готовый выполнить, что от него потребуют. Но вообще поручик и его жена были хорошие господа по отношению к прислуге, а Готфрид, к тому же, был такой маленький. Иногда, например, поручик звонил Готфриду, чтобы послать его вниз по главной лестнице, взглянуть на термометр. Когда мальчик возвращался и докладывал, сколько градусов, поручик кивал, и тем все заканчивалось. Так хорошо жилось Готфриду. И теперь Паулина, сестра Готфрида, всегда ходившая, опустив глаза, тоже пожелала поступить в услужение к господам. Этому ничто не препятствовало. Мать девушки привела ее в усадьбу.

– Спрошу у хозяйки, – ответила экономка.

– Я поговорю с мужем, – сказала фру Адельгейд.

– Если у вас есть дело, то я со своей стороны не имею ничего против, – ответил поручик.

– Приведите девушку сюда, – сказала фру Адельгейд.– Как тебя зовут? Паулина? Мы тебя оставим здесь. Сколько тебе лет? Подними глаза, Паулина.

Так поселилась Паулина в поместье. Народу в Сегельфоссе было и без того много; одним больше или меньше, – не все ли равно.

Время, между тем, шло.

Поручик совершал свою ежедневную прогулку, объезжая свои земли, поля и леса; он обсуждал с Мартином-работником хозяйственные дела; по временам вызывал торпарей на экстренные работы, и все это делал на свой добрый старый лад.

Но мертвые зимы тянулись бесконечно. В своей комнате по временам он не слышал другого звука по всему дому, кроме собственных глухих шагов. Да, зимы были длинные и мертвые. Виллац продолжал посещать школу в Англии, а фру Адельгейд играла на рояле у Хольменгро.

Совершенно особенный человек этот Хольменгро. Теперь ему принадлежала река. Он мог строить плотину и ставить турбины, но он этого не делал. За два года он не выстроил ничего и однажды объяснил поручику причину: ему пришлось отказаться от этого плана, народ пострадал бы от того; возчики лишились бы куска хлеба.

– Мой план рушился, – сказал Хольменгро.

Да. А что касается проекта о локомотивах, движимых водой, – думал ли он когда-нибудь серьезно об этом?

Но одно было несомненно: господин Хольменгро стал владельцем Сегельфосса, реки, леса и земли. Поручик знал это.

В первый раз, когда это открылось ему во всей ужасной ясности, Хольмсен содрогнулся; он даже еще больше поседел за короткое время. Он вывел из этого заключение, что придет день, когда он очутится на дороге господина Хольменгро, и в своем страхе он старался читать в глазах своего кредитора. Но Хольменгро ни в чем не изменился, он был по-прежнему, как в первый день, вежлив и предупредителен с землевладельцем Сегельфосса. Так загадка оставалась загадкой. Прошли месяцы, прошел год, и не произошло никакой перемены, – из усадьбы все по-прежнему доставлялось молоко Хольменгро, и он платил за него! Поручик же, со своей стороны, ему аккуратно выплачивал проценты по своему векселю, хотя, в сущности, Хольменгро тем или иным способом доставлял ему деньги для того.