РЕПЕТИТОР - Олег Мазурин

…Петр Афанасьевич разжевал кусочек печенья, отпил из чашки чай и спросил грустно сидевшего Игоря:

— Что ты с ней не поделил? Рассказывай. Вроде у тебя с ней до этого все было хорошо, даже очень хорошо. И тут… такая неприятность.

— Ты же знаешь Афанасич, характер у нее стервозный. Да и в принципе не в этом дело.

— А в чем?

— Самое обидное, что она не доверяет мне.

— Вот оно что! — удивился Егоров. — У вас же были такие отношения. Самые близкие, ближе не бывает.

Большаков сокрушенно вздохнул.

— Вот именно, были… После недавнего покушения на Шмидта и обнаруженной под ее автомобилем бомбы она стала дерганной и нервной.

— Не мудрено. Может, на нее уже готовят новое покушение. А умирать как-то не хочется. И на кого она дочку оставит? Вот она и впадает в крайность. Мужик-то испугается, когда за ним будут охотятся убийцы, а женщина — и подавно!

— Я так понял, она подключила к разруливанию этого дела свою «крышу» — чеченов. Есть у нее какой-то Зелимхан. Мне кажется он ее бывший любовник.

— Ты это точно знаешь?

— Предполагаю.

— Но может и был, но это, наверное, уже в прошлом? Какие у тебя есть доказательства на счет данной версии?

— Она не захотела меня брать на встречу с ним, даже в качестве водителя. Вот мы и разругались. Теперь ребята Зелимхана ее охраняют, а не мы.

— Действительно, она отказалась от наших услуг, хотя контракт действителен до конца месяца. Но деньги уже вперед заплачены, и она не требует их назад, так что претензий к ней у нас, как руководителей ЧОПа, нет… Единственное плохо, что она может не продлить с нами в следующем месяце контракт, а мы с генералом так рассчитывали на него…

— Обойдется твой генерал. Чай, не бедный. Ты скажи, что мне делать?

— Что я скажу? Не доверяет? Видимо там серьезные дела разворачиваются — раз она чеченов подключила. Очень серьезные. Идет битва за «Орегон» — а это немалые средства! Есть и первый пострадавший — Шмидт. Могут и до Тураевой добраться, она ведь правая рука Шмидта. Может она просто она тебя жалеет, и поэтому отстранила от себя? Вдруг и тебя заденут ее неведомые противники. Могут и смертельно задеть. Она этого не переживет. Ее потом совесть замучает.

— Может быть. Но мне от этого не легче.

Егоров отставил кружку и поправил очки.

— Лучше тебе не соваться в эти разборки, Игорь. Там попахивает кровью. Большой кровью.

Большаков тоже отставил кружку. Да так, что едва не пролил на стол горячий чай. Эмоции захлестывали Игоря.

— А как Ольга?! Как Варя?! Я за них очень переживаю! Да я ничего не боюсь, пусть в меня стреляют! Я хочу быть рядом с ними в эти трудные и опасные минуты!

— Тогда позвони, объяснись, — посоветовал Егоров.

Игорь убавил тон и согласно кивнул.

— Я понимаю, что нужно это сделать, но пока никак не решусь. Да еще эта проклятая мужская гордость мне мешает. Первому звонить? Это как удар под дых…

— А ты переступи ее — твою чрезмерно разросшуюся гордость. Не убудет.

— Нелегко это сделать, Афанасич. Это же надо через себя перешагнуть, поступиться своими принципами.

— А ты поступись одним единственным принципом ради своего счастья. Ведь любишь ты ее. И дочь ее.

— Люблю, — тяжело вздохнул Большаков и понурил голову.

— Куда тебя теперь отправлять? — спросил Большакова Егоров. — В «Итальянские костюмы»? К индусу? Или в другое место? На ювелирку, как ты там ее называл, к Маше под бочок?

— Не надо меня пока никуда пихать, Афанасич, я возьму, пожалуй, пару недель за свой счет и отдохну. Подсел я морально и физически за последнее время. Надо возродить свои жизненные силы и подмокшую волю.

— Что же, ты сам себе барин. Давай, отдохни. Может это и лучший вариант на сегодня.

— Может.

— Ладно, допивай чай, мне надо ехать с проверкой по объектам. Ты как? Со мной или домой отправишься. Могу до «Бабушкинской» подкинуть. Там у нас есть объект «Мир ковров». Недавно под охрану взяли. Два поста выбили — и то хорошо.

— Да нет, Афанасич, тяжело мне сейчас. Прогуляюсь по проспекту до ВДНХ. Там церковь есть. Тихвинской иконы Пресвятой Богородицы. В последнее время меня так и тянет сходить в церковь, хочется поговорить с Богом по душам. Последний раз в этой церкви я был год назад. Тоже как-то наболело и все достало. Облегчил я тогда душу перед святой иконой.

— Сходи, сходи, не помешает. Может Он и поможет. Или к святым обратись: пусть походатайствуют за тебя перед Всевышним. Авось у тебя с Ольгой… Владимировной наладиться.

— Посмотрим…

Друзья расстались. Егоров поехал на служебной машине по объектам, а Большаков отправился пешком вдоль проспекта Мира. Минув станции метро «Рижская» и «Алексеевская» и «ВДНХ», он дошел до нужной церкви.

Она — кирпичного цвета, с синими куполами и позолоченными крестами — величаво возвышалась на пригорке. К ней вело множество асфальтированных дорожек. Накрапывал дождь. Было тихо как на погосте. И вправду, рядом с церковью находилось небольшое кладбище.

Раньше на этом месте была вотчина царя Алексея Михайловича — отца Петра Первого.

Сам Петр во время Стрелецкого бунта по дороге из Троице-Сергиевой Лавры в Москву останавливался в храме Тихвинской Божией Матери. Проведав об этом, на церковный двор явился значительный по количеству отряд стрельцов. Петр Алексеевич вышел к ним и спросил, что они хотят. Стрельцы принесли с собой плахи с топорами, встали перед царем на колени, склонили головы в знак раскаяния и попросили их пощадить. Петр был тронут смелым поступком стрельцов и простил всех, кто пришел в этот день на церковный двор. Участь остальных бунтовщиков была печальна и незавидна: их попросту всех казнили.

Осенью 1812 года Москву захватила наполеоновская армия. В числе прочих святынь французы осквернили и Тихвинскую церковь, превратив главный храм в склад для провианта, а трапезную — в конюшню для драгун. В 1824 году, по распоряжению императора Александра I, на восстановление церкви чиновники выделили 18 тысяч рублей. Лишь в 1836 году стены храма были впервые покрыты росписью. Автором их был — знаменитый художник и реставратор Скотти.

Большаков знал еще одну чудесную историю, связанную с этой церковью и знаменитой иконой. В 1941 году, в то время когда фашисты рвались к Москве, великий вождь и отец всех народов Сталин именно отсюда взял чудотворную икону Тихвинской Божией Матери, с которой, по его приказу, летчики облетели на самолете ночью вокруг города. А вскоре началось первое успешное наступление Красной Армии под командованием, не менее легендарного чем генералиссимус, генерала армии Георгия Жукова, закончившееся взятием города Тихвина.

…Игорь встал перед церковью, вспомнил, как креститься, и осенил себя крестным знаменем троекратно. То же самое он сделал, когда и вошел в храм. Купил четыре свечки. Две поставил за упокой — за жену и дочь, а две за здравие — за Ольгу и Варю. Нашел в центре зала икону Тихвинской божьей матери в позолоченном окладе и стал мысленно разговаривать с ней: