Темный замысел - Филипп Фармер

Бартон нахмурился, опасаясь, что от удара его подопечный может выйти из транса.

— Казз! Ты в хижине! Здесь медведь! Убей его! Убей, Казз!

Со страшным рычанием Казз схватил обеими руками копье-призрак и вонзил его во врага.

— Э-эй! Э-эй! — казавшийся бессвязным поток звуков рвался из его глотки, но Бартон уже давно знал этот язык — хриплую нечленораздельную речь, рожденную на заре времен.

— Я-Человек-Который-Убил-Длиннозубого! Умри-Спящий-Всю-Зиму! Умри, но запомни меня! Умри!

Бартон громко крикнул:

— Казз! Он убежал! Медведь убежал из хижины! Бест спасена!

Неандерталец остановился, сжимая свое копье. Он стоял прямо, оглядываясь по сторонам.

— Казз, прошло несколько минут. Бест уже ушла. Ты снова в хижине. Тебе нечего бояться. Ты вошел, и здесь нет ничего страшного. Кто тут с тобой?

Лицо неандертальца успокаивалось, свирепое выражение исчезло. Он тупо уставился на Бартона.

— Кто? Ну, конечно, — Монат и Пит.

— Очень хорошо. Кто с тобой заговорил первым?

— Монат.

— Повтори мне, что он сказал… что он говорит.

— Монат говорит: «Казз, забудь все, что было в этой хижине. Мы немного побеседуем, потом уйдем, и ты забудешь, что был здесь и о чем мы говорили. Если кто-нибудь тебя об этом спросит, ты ответишь, что не запомнил ничего. И ты не солжешь, потому что все, о чем мы сейчас говорим, уйдет из твоей памяти. Понял, Казз?»

Неандерталец кивнул.

— «Ты забудешь, Казз, еще об одном. О том дне, когда ты первый раз заметил, что у меня и Фригейта нет знаков. Ты еще помнишь это?»

Неандерталец покачал головой.

— «Нет, Монат».

Потом он облегченно вздохнул.

— Кто вздохнул? — спросил Бартон. — Ты?

— Фригейт.

Да, несомненно, это был вздох облегчения.

— Что еще говорит Монат?

— «Казз, ты помнишь, я велел передавать мне все, что рассказывает Бартон о встрече с таинственным человеком, этиком?»

— А-а-а! — протянул Бартон.

— «Ты помнишь об этом, Казз?»

— «Нет».

— «Правильно. Потом я велел тебе забыть об этом приказе. А сейчас вспомни! Ты помнишь, Казз?»

На несколько минут воцарилось молчание. Затем неандерталец вздохнул.

— «Да, сейчас помню».

— «А теперь скажи, Казз, говорил ли тебе Бартон об этом этике? Или о ком-нибудь еще — мужчине или женщине, кто утверждает, что он — один из вернувших нас к жизни?»

— «Нет, никогда Бартон-нак ни о чем подобном не говорил».

— «Если когда-нибудь он заговорит об этом, ты должен прийти ко мне и все рассказать. Ты понял меня?»

— «Да, Монат».

— «Если тебе не удастся увидеться со мной, если я вдруг умру или отправлюсь путешествовать, ты должен все рассказать Фригейту или Льву Руаху. Понял меня?»

— Руаху тоже! — еле выдохнул Бартон.

— «Да, понял. Вместо тебя передам Питеру Фригейту и Льву Руаху».

— «Рассказывать можно лишь тогда, когда никого нет рядом. Никто не должен подслушать. Понял?»

— «Да».

— «Прекрасно, Казз! Замечательно! Сейчас мы выйдем отсюда, и когда я дважды щелкну пальцами, ты забудешь об этом разговоре».

— «Я понял».

— «Казз, и еще ты… О-о! Нас кто-то зовет. Времени не осталось, пошли!»

Бартон прекрасно понял подоплеку оборванной фразы. Монат собирался внушить Каззу другую версию событий в хижине на случай расспросов. Но, к счастью для Бартона, его прервали — ведь если бы у Казза была правдоподобная история, то не возникло бы никаких подозрений.

— Сядь, Казз, — приказал Бартон. — Устраивайся поудобней и немного подожди. Сейчас я уйду, и придет Монат. Он с тобой поговорит.

— Хорошо.

Бартон вышел из хижины и несколько минут постоял у двери. Сейчас он вновь приступит к сеансу, выдав себя за Моната. Таким образом ему удастся быстрее преодолеть сопротивление Казза, не прибегая к трюку с медведем и Бест.

Он вновь вошел в хижину.

— Привет, Казз. Как поживаешь?

— Прекрасно, Монат. А ты?

— Великолепно. Так вот, Казз, начнем с того, на чем остановился наш друг Бартон. Вернемся к тому моменту, когда ты заметил, что у меня и Фригейта нет знаков на лбу. Сейчас ты это вспомнишь. Я, Монат, приказываю тебе вспомнить.

— Да.

— Где мы тогда находились с тобой и Фригейтом?

— Возле грейлстоуна.

— В какой день это произошло?

— Не понял.

— Я имею в виду, на какой день после Воскрешения?

— На третий.

— Расскажи мне, что произошло, когда ты дал понять, что не видишь знаков?

Монотонным голосом Казз излагал события. Монат и Фригейт сказали, что хотели бы поговорить с ним с глазу на глаз. Они пошли через долину к холмам. Там, возле огромного грейлстоуна, Монат вперил свой взгляд в зрачки Казза. Не прибегая ни к жестам, ни к словам, он мгновенно загипнотизировал неандертальца.

— От него исходило что-то темное и давящее.

Бартон кивнул головой. Ему приходилось наблюдать проявление внутренней силы Моната — то, что в его времена называли «животным магнетизмом». Гипнотические способности инопланетянина были сильнее, чем у Бартона, которому приходилось принимать меры предосторожности, чтобы его не застигли врасплох. Он даже прибегал к самогипнозу, опасаясь, что Монат способен подавить его волю. Правда, пришелец со звезд всегда мог разрушить этот барьер, и англичанин, оставаясь с ним наедине, вел себя предельно осторожно.

Больше всего Бартон боялся, что тот сумеет узнать о его встрече с этиком. Это было его тайной, о которой никто не должен знать. Но разве он подозревал, что Монат является одним из Них?

А Фригейт? Был ли он опытным гипнотизером? Этот человек никогда не проявлял подобных способностей, но он упрямо не соглашался участвовать в гипнотических опытах Бартона. Он говорил, что его ужасает даже мысль о потере самоконтроля.

Каззу удалось припомнить, что во время сеанса Монат обратил внимание Фригейта на его способность видеть символы.

«Мы не имели понятия об этом. Как только представится возможность, надо тут же сообщить».

Отсюда Бартон сделал вывод, что и Монат и Фригейт лишь временами встречаются с этиками. Как же осуществляется их контакт? Возможно, с помощью летающих аппаратов, которые он видел как-то мельком?