Темная вода - Татьяна Корсакова

– Кто? – шепотом спросила Нина. В отличие от Чернова, она вчерашний «хоровод» не видела, а он решил не рассказывать, чтобы лишний раз не пугать.

– Русалки, – заявил Яков решительно. – Не те, что в Голливуде, с голыми сиськами и хвостами, – он виновато глянул на Нину, – а другие… Сначала глянешь – красавица, каких еще поискать, а стоит только в глаза ей заглянуть, и все, пиши пропало. Мертвые они. Мертвые и голодные. До мужиков голодные. И это, скажу я вам, не фигура речи. Это самый настоящий звериный голод. Я той ночью с жизнь попрощался, потому как точно знал, что не отпустят они меня на берег, утянут на дно, а уж там попируют.

Нина тихо всхлипнула, сжала виски руками. Чернов легонько тронул ее за плечо, и она тут же плечом дернула, сбрасывая его ладонь. Но он не обиделся, понял, что это движение не от брезгливости и злости, а от страха.

– Но что-то изменилось. – Яков, кажется, до сих пор удивлялся тому факту, что вышел сухим из воды. Сухим и живым. – Перестали они хороводы водить. И ластиться ко мне перестали, лапать этими своими ледяными руками. Словно бы отозвал их кто-то. Или отогнал. Я так и не понял кто. Не до того мне тогда было. Первым делом на поверхность рванул, чтобы хоть немного воздуха глотнуть. Наглотался. И воздуха, и озерной воды. А когда в себя пришел, огляделся. Луна выкатилась, осветила все вокруг. Я подумал, если еще раз увижу этих мертвячек, если хоть одна из них меня коснется, все… конец мне придет. Но, слава богу, никого в воде не оказалось. Вода вроде как бурлит, всплескивает, и песенку слыхать, только не видно ничего и никого. Я, даром что атеист, перекрестился, как меня бабка учила, и к берегу рванул. А потом вспомнил про Березу. Ведь если они меня так… отхороводили, то и его могли. Стал кричать, звать его. Пару раз даже нырнул. – Яков перевел дух. На загорелом лице его выступила испарина. – Не знаю, как я его нашел. Может, случайно, а может, судьба у нас с ним такая. Только нашарил я в темноте руку. Сначала испугался, что это мертвячкина рука, а потом чувствую – теплая. Уцепился сначала за запястье, потом за шкирку ухватил, потянул на буксире к берегу. А уже на берегу понял, что Егорка, дружок мой закадычный, тоже мертвяк. Не билось у него сердце… Сердце не билось, а вот я бился… Время не засекал, сколько я его откачивал, но, думается мне, что долго. Потому что, когда откачал и в больницу отвез, выяснилось, что мозг от кислородного голодания поврежден. Тогда еще непонятно было, целиком или частично. Положили его в реанимацию на Генкино место, подключили к аппарату искусственного дыхания. Из комы он вышел на шестой день, не таким, какой он сейчас. Тогда он и говорить не мог, и ходить. Всему заново ему пришлось учиться. Благо отец – главврач пансионата, человек со связями в медицинских кругах. Вытащили Егорку, выходили. Вот только матушка его на меня даже смотреть не могла, до самой своей смерти меня винила в том, что ее единственного сыночка на Темную воду потащил. Про то, что из Темной воды его тоже я вытащил, никто не вспоминал. А мне и не нужно. Выжил, и слава богу! У меня тогда, сказать по правде, очень сложный жизненный период был. – Яков усмехнулся. – Сначала с Силичной и Аленой эта беда. Мы ведь все эти годы думали, что нет тебя и твоей мамы в живых. Потом Серегу за убийство замели. Потом Генку зверь порвал. Потом вот Егорка едва жив остался. И все не чужие мне люди, близкие друзья и вообще…

Это «и вообще» было таким красноречивым, что Чернов сразу понял, что Яков был влюблен в Нинину маму. Наверное, это в самом деле страшно: одновременно потерять и любимую девушку, и лучшего друга. А теперь выясняется, что и любимая девушка все это время жила себе припеваючи, друга-убийцу уже выпустили из тюрьмы, а маленькая девочка выросла и сама стала мамой. Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец!

Или не конец сказочке, а продолжение? Двадцать лет все было тихо-мирно, никаких тебе русалочьих хороводов, никаких нападений диких зверей, никаких убийств, а тут бац – и все сначала! И ведь началось все с возвращением к Темной воде Нины и малого. Что там говорила про них Шипичиха? Что они особенные? Настолько особенные, что одним только своим появлением взбаламутили все это темное болото? И только ли болото? Вот его, Чернова, душу они тоже взбаламутили. Он столько лет жил себе поживал, изо всех сил выбивался в люди, рвал когти и жилы, чтобы сначала основать, а потом отстоять собственный бизнес, чтобы на ноги встать и не думать о будущем. На ноги встал, а о будущем все равно думалось. О будущем и, что греха таить, о прошлом.

– Теперь ты понимаешь, какое это место? – Яков уперся ладонями в столешницу, подался к Нине. – Теперь ты понимаешь, почему вам с Темой нужно отсюда съезжать?

– Понимаю. – Нина кивнула. – Шипичиха мне объяснила.

– Шипичиха! – Яков зло мотнул головой. – Карга старая! Сколько раз я к ней приходил, в ноги падал, просил, чтобы раскинула карты, посмотрела, что стало с… твоей мамой. А она мне всегда одно и то же отвечала. Говорила, нет ее больше, Яшка, уймись и забудь. А как тут забыть, когда каждый день в голове мысли: куда ж вы подевались?! Живы ли вы?! Я верил, что живы. А она говорила, что нет вас. А если бы правду сказала?.. Если бы сказала, куда она уехала, кому бы от этого было плохо? Я бы к вам приехал, помогал бы вам всем, чем мог. – Он снова сдернул с лица очки, спросил странным, заискивающим тоном: – Мамка твоя ведь так замуж и не вышла?

– Не вышла. – Нина покачала головой, а Яков вздохнул. То ли с облегчением, то ли с тоской по утраченному.

– Видишь, как оно, девочка? Видишь, как Шипичиха нашими судьбами распорядилась? Я понимаю, Серегу они боялись, того зверства, что он совершил с Силичной… и остальными. Может, от него и прятались. Но ведь я – не он! Я другой был тогда человек!

Тогда другой, а сейчас какой? Всю ли правду он им рассказал о том, что случилось больше двадцати лет назад? А Серега, славный парень и серийный убийца, вышел на свободу. И сразу же начались новые убийства. Маньяк оказался на воле, а диковинная саблезубая зверушка вышла на охоту. И русалки вмиг вздребезнулись и сопритюкнулись, снова принялись водить хороводы в Темной воде. Жуть и дичь. Какое-то средневековое мракобесие, но не верить во все это не получается, потому что и зверюшку, и русалок Чернов видел своими собственными глазами. Мало того, зверюшка, кажется, уже успела поцарапать Нину…

– Покажи руку! – Да, это бесцеремонно и некрасиво – стаскивать с малознакомой барышни одежду, но он должен убедиться, еще раз посмотреть на рану. Да и не стаскивает он, а всего лишь тянет за рукав кардигана.

Нина не оскорбилась, наверное, поняла причину его внезапной порывистости. Сама закатала рукав, положила руку на столешницу.

Раны не было. От нее остался только тонкий белесый шрам, словно поранилась Нина много лет назад.

– Это что за чертовщина такая? – Внезапно затянувшаяся рана взбаламутила его куда сильнее всех маньяков, чупакабр и утопленниц, вместе взятых.

Нина внимательно, но без удивления рассматривала свою руку.

– Шипичиха сказала, что нам с Темкой Сущь навредить не сможет, – заявила наконец Нина.

– А утопленницы? – спросил Чернов своим особенным официальным тоном. Так было проще принять здешние реалии и не сойти с ума.