Морена-2. Золото партии - Александр Афанасьев

Можно было жить в каком-то одном из миров всю жизнь, не соприкасаясь с остальными – но в юности, когда ты перестаешь быть подростком и становишься молодым человеком – каждый должен был выбирать, в каком мире жить. Фарцевать на Арбате, ударно вкалывать у станка, умирать в Афганистане или торговать мясом с магазинной подсобки втридорога – каждый решал сам. Не всегда выбор был прост – но каждый выбирал. И платил за свой выбор…

Сделал свой выбор и Володя Тимаков…

В Советском Союзе было несколько путей наверх, один из них – образование. Варианты могли быть самые разные – штурмовали МГУ, Бауманку, конечно, кто-то институт нефти и газа им. Губкина. МГИМО – Московский институт международных отношений – был вещью в себе, туда без блата не поступишь… Если на периферии еще есть шансы попасть в республиканскую квоту – на каждую союзную республику выделяли обязательную квоту, причем занимать ее могли только представители титульной национальности. Понятное дело, что огромный конкурс был в театральное – Щуку просто осаждали. Но были и другие учебные заведения, менее известные – но не менее серьезные, для понимающих людей. Одним из них был Военный институт иностранных языков. Или как тогда говорили – академия блата и связи имени Биязи35. Попасть туда было непросто, вылететь – легко, но если ты не вылетал – то путь в жизни тебе открывался прямой и широкий, как Кутузовский проспект. Из выпускников черпали свои кадры: ГРУ, ООН, Внешторг, МИД заполнял вакансии военных атташе, институты, занимающиеся проблематикой международных отношений.

Не поступив в МГИМО, Володя решил поступить любой ценой – и поступил. Только не на факультет иностранных языков – его мать какое-то время работала в Великобритании в советском банке и английский его был близок к идеальному. Просто места на «блатных» факультетах английского, французского, немецкого, итальянского языка были распределены заранее – ежу понятно, что зная эти языки, ты первый в очереди на распределение в приличную капстрану. Места были только на факультете совершенно незнакомого Володе фарси – туда он и поступил. Был 1981 год – и про Афганистан тогда еще никто в Союзе не знал. Кроме тех, кому положено знать. И «черный тюльпан» тогда еще не летал – а в 1984 пришлось запрячь второй. Один самолет уже не справлялся…

Таких факультетов было два. Фарси и португальский – в Анголе тоже шла война, менее известная чем афганская. По правилам, между четвертым и пятым курсом все студенты отправлялись на языковую практику в страну изучаемого языка. Все, кроме этих двух и факультета арабского. Если студенты с факультета английского и французского отправлялись в Англию и Францию учиться в местных университетах по программе межуниверситетского обмена (кто-то бесплатно попадал в Оксфорд или Сорбонну) – то студенты-арабы, португалы и персы «гремели по войне» – ехали военными переводчиками. Возвращались не все, из вернувшихся многие возвращались сломленными и потом остаток жизни тихо спивались.

Для Володи настал момент, когда надо было что-то решать – впереди маячил Кабул. Он попытался перевестись на факультет английского – но таких умников было полно. Ректорат попытку пресек, да еще зам по политической работе лекцию на час прочитал.

В этот день Володя корпел над только что пришедшим в институт материалом о Корпусе стражей Исламской революции – в СССР мало кто понимал, что сейчас происходит в Иране, само понятие «исламская революция» напрочь выбивалось из доктрины марксизма – ленинизма, как открылась библиотечная дверь и в дверном проеме показалась физиономия Димы Ляшко, его одногруппника и комсорга на их курсе.

– Тимоха. Ты тут, что ли?

Ляшко был на их курсе особенным… отец полковник, не генерал, отчего Дима тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Активничал, был комсоргом, заодно и стукачом. Ему тоже – греметь по войне, но в отличие от остальных – он не беспокоился и все знали, почему. Ему уже припасли теплое место в Кабуле – переводчиком при оперативной группе Генерального штаба, в Кабуле. Оттрубит год, может, и с орденом вернется – при генерале орден получить намного легче, чем где-нибудь в Кандагаре на передовой…

– Ну?

– Тебя Симон ищет, всех на ноль уже умножает.

Симон был как раз замом по политической. Кто-то перед ним заискивал, кто-то ненавидел. Симон в долгу не оставался – не счесть пацанов, им сломанных и отправленных на гражданку с нехорошей записью в личном деле. Вообще, в институте были люди самые разные – начиная от преподавателей от Бога, знавших языки, которые они преподавали лучше носителей языка, писавшие книги на этом языке – и заканчивая типичными советскими армейскими толмачами типа Симона (клички у всех преподавателей в институте были иностранными). Курсанты тоже были разными, начиная от тех, с кем в разведку пойдешь, и заканчивая юными карьеристами, готовыми уже в этом возрасте идти по головам.

Володя закрыл толстую тетрадь, в которую были вклеены распечатанные на почти неизвестном еще ксероксе материалы.

– Иду…

Скорее всего, мать все-таки выбегала…

* * *

В кабинете Симона. помимо самого Симона, непривычно нервничающего, были еще двое. Один – помоложе… Владимир только потом узнал, что это Леонид Веселовский, работавший под крышей международного профсоюзного движения. Второй постарше. Оба в штатском.

Что было удивительно, Симон их ощутимо боялся и нервничал.

– Курсант Владимир Тимаков по вашему приказанию прибыл! – отрапортовал Тимаков, как положено

Симон суетливо встал.

– Тут товарищи… хотят с вами переговорить.

И вышел из кабинета.

Старший по возрасту, и наверное по званию, показал на стул напротив. Он был пожилым, не меньше пятидесяти, но в хорошей форме, никакого типичного для старших офицеров пуза. Одет в импорт – Тимаков узнал крой британского портного.

– Присаживайтесь…

У молодого был какой-то блокнот, но он ничего не говорил. Только время от времени делал пометки.

Тимаков сел.

– Не возражаете, если будем говорить на этом языке? – пожилой вдруг перешел на английский.

– Ничуть

Володя опознал английский – не классический оксфордский, а американский. Американский и британский английский языки – все же отличаются. Как и произношение – у американцев оно намного четче.

– Как ваши успехи в учебе?

– Спасибо, хорошо.

– Как здоровье вашей матери?

– Спасибо, хорошо.

– Ваша мать работает в банке, верно?

Володя пожал плечами, на эту тему он говорить не собирался. Молодой сделал пометку в блокноте.