Суперигрушек хватает на все лето - Брайан У. Олдисс

— Вы лучше свяжитесь с его женой. Пусть приготовят для нее транспорт какой-нибудь, чтобы она встретила Клита и приняла его с рук на руки. Нужно от такого добра, как он, избавляться как можно скорее.

— Сэр, его жена недавно умерла. Юнис Розмари Клит, двадцати девяти лет. Вы должны помнить ее отца, герпетолога из Кью. Они жили где-то неподалеку от Эшера. Мы получили извещение о ее самоубийстве.

— Черт! Ладно, позвоните в департамент социального обеспечения. Возьмите его фотографию. Нужно побыстрее избавиться от него. Отправьте Клита поскорее обратно в Англию.

Он возвращался домой на пароме. Забился в угол на пассажирской палубе, обхватив себя руками, опасаясь воздуха, движения и всего того, чего он сам толком не знал. На пристани он купил пироге мясом и съел его, прячась от дождя. Сел в попутную машину, на которой доехал почти до самого Челтнэма. Здесь он заплатил за место в пассажирском вагоне и добрался до Оксфорда. Ему нужны были деньги и крыша над головой. А еще нужна была некоего рода помощь. Психиатрическая помощь. Реабилитация. Он сам точно не знал, чего ему хочется. Знал лишь, что что-то не так, что он перестал быть собой.

В Оксфорде он снял номер в дешевой гостинице на Айфли-роуд. На рынке отыскал индийский магазинчик, торговавший одеждой, и купил футболку, джинсы и плотную куртку-рубашку китайского производства. Затем зашел в свой банк на Корнмаркет. На одном из его счетов все еще оставалась внушительная сумма денег.

В тот вечер он сильно напился в веселой компании молодых мужчин и женщин. Утром ему не удалось вспомнить ни одного имени своих новых знакомых. Он чувствовал себя премерзко и покинул гостиницу в самом скверном расположении духа. Уходя из своего номера, он поспешно оглянулся. Ему показалось, будто он что-то увидел. Человека, с унылым видом сидящего на незастеленной кровати. На самом деле там никого не было. Обычная галлюцинация.

Он отправился в колледж в надежде застать там казначея. Семестр недавно закончился. За старыми серыми стенами Септуагинта воцарилось спокойствие, университетская жизнь застыла подобно холодной подливе к жареной баранине. Привратник сообщил ему, что мистер Роббинс еще не появлялся, он решает какие-то вопросы с собственностью в Вулверкоуте. Клит остался в кабинете Роббинса, устроившись в углу, чтобы не попадаться никому на глаза. Роббинс появился лишь в полчетвертого дня и сразу же отдал распоряжение принести чаю.

— Знаешь, Оззи, твоя квартирка никогда не отличалась от склада, вот и сейчас используется как раз в роли складского помещения. Сколько это тебя тут не было? Четыре года?

— Пять лет.

— Извини. — Вид у Роббинса действительно был расстроенный. — Пять лет — не шутка. Слушай, Оззи, у меня масса всяких дел. Я думаю, что мы могли подбросить тебя до дома, я только…

— Не надо. Я хочу, чтобы мне вернули мою старую комнату. Мне нужно пристанище, такое место, где никто меня не видел бы. Пойдем туда, Джон, за тобой остался долг.

— Я тебе ничего не должен, друг мой, — невозмутимо ответил Роббинс, наливая чай в чашку. — Меценатом колледжа был не ты, а твой отец. Мы с Мэри и так для тебя много всего сделали. Кроме того, нам прекрасно известно, что с тобой приключилось и почему закончилась твоя армейская карьера. Если тебя снова пустить в колледж, это будет нарушением всех правил. Ты и сам знаешь.

— Ну и черт с тобой! — разъярился Клит и, повернувшись к Роббинсу спиной, направился к двери. Неожиданно тот попросил его остаться.

Кладовая под сводами крыши строения Джошуа-билдинг имела тот же самый вид, как и в те годы, когда служила квартирой Клита. Свет проникал в нее сверху с северной стороны. Это была длинная комната, одна стена которой представляла собой часть ската крыши, как и подобает мансарде. Внутри стоял затхлый запах, типичный для любого непроветриваемого помещения, в котором давно никто не живет.

Клит какое-то время стоял неподвижно, недовольно разглядывая заваленную старыми креслами комнату. Затем принялся стаскивать их к одной стене и обнаружил, что его кровать осталась на прежнем месте, равно как и старый сундук дубового дерева, памятный ему еще со школьных лет. Опустившись на колени прямо на пыльные половицы, Клит открыл его.

Внутри оказалось не слишком много вещей. Одежда, книги, кортик японского летчика. Фотография Юнис с косынкой на шее. Клит захлопнул крышку сундука и лег на кровать.

Держа фотографию ближе к свету, он принялся изучать черты любимого лица. Хорошенькая, это верно, чуть глупенькая, тоже верно. Но не такая неумная, как он сам. Любовь была пыткой, многократно усиливавшей его собственную ничтожность. На женщин внимание обращаешь чаще, чем на мужчин. От коллег и сослуживцев или от ненавистного отца ты ничего не ожидаешь. Все сигналы, что посылают в окружающий мир женщины, предназначены исключительно для того, чтобы завладеть вниманием мужчин… Человеческая физиология и психология самым хитроумным способом сотворены для того, чтобы причинять людям беспокойство, подумал Клит. Нет ничего удивительного в том, что он сам сотворил из собственной жизни ад в миниатюре.

Некоторое время спустя Клит отправился в город и там сильно напился, начав с эля и водки и закончив дешевым виски в пабе «Иерихон».

На следующее утро он чувствовал себя самым омерзительным образом. Дрожа всем телом, Клит встал с постели и устремил взгляд вверх, на небо. Ему показалось, что за одну только ночь мир лишился разом всех красок. Сланцевые крыши Септуагинта казались серыми от пропитавшей их влаги. Такие же крыши дальних колледжей создавали впечатление сплошного моря вздымавшихся ввысь острых пиков черепицы и сланцевых плиток.

Чуть позже Клит все-таки собрался с силами, обулся и прошелся по чердачному коридору, прежде чем спуститься вниз по лестнице номер двенадцать.

Ступеньки были до блеска вытерты ногами бесчисленных поколений студентов, обитавших в этом здании, в крохотных комнатках с дубовыми дверями. Деревянная обшивка стен тоже видала лучшие времена. Как это напоминает тюрьму, подумал Клит.

Оказавшись во внутреннем четырехугольном дворе, он растерянно огляделся по сторонам. С одной стороны от него располагался Феллоуз-Холл. Повинуясь некоему неосознанному импульсу, Клит пересек мощенный брусчаткой двор и вошел в здание. Зал был построен в так называемом перпендикулярном стиле. В простенках между высокими, до потолка, окнами висели внушительных размеров портреты прежних меценатов. Портрет его отца, висевший раньше в ближнем углу, отсутствовал. Вместо него там находилось живописное изображение японца в кимоно, безмятежно смотрящего на зрителя через стеклышки очков.

В углу комнаты какой-то незнакомый служитель со знанием дела начищал серебряные награды. Он оставил свои дела и поспешил подойти к Клиту.

— Чем могу помочь вам, сэр? Это Феллоуз-Холл, — сообщил он смешанным тоном подобострастия и резкости, столь типичным для служащих Оксфорда.

— Где находится портрет сэра Вивиана Клита, который когда-то висел здесь?

— Это портрет мистера Ясимото, сэр. Один из наших нынешних меценатов.