Ошибка Лео Понтекорво - Алессандро Пиперно

На этот раз Эррера вышел из ворот не так проворно и весело, как обычно. Было первое воскресенье чемпионата. Середина сентября. Друзья не виделись с начала лета, и Лео ожидал от товарища большего энтузиазма при встрече. Напротив, Эррера казался слегка одуревшим. Кроме того, Лео отметил, что загар придавал Эррере еще более сказочный вид. Красный нос картошкой делал его похожим на Ворчуна, одного из семи гномов. На Ворчуна, который, однако, не желал ворчать, по крайней мере сегодня. По пути от дома до стадиона он был погружен в свои размышления и позволил везти себя, так и не открыв рта по дороге.

Поведение Эрреры на трибуне было совсем уж необъяснимым. Он продолжал молчать. Он робел. А ведь матч между «Лацио» и «Наполи» должен был разжечь его полемический пыл. Эррера ненавидел «неаполитанцев». По правде говоря, он также ненавидел «фиорентинцев». Не говоря уже об игроках «Милана» и «Ювентуса». А если подумать хорошенько, он ненавидел всех. И научил своего друга тому же, объяснив ему, что суть футбольного болельщика — это прежде всего ненависть. Вот почему Лео ожидал от своего друга обычного поведения: серии безвозмездных оскорблений в адрес игроков команды противников, а порой и в адрес своей любимой команды, как всегда неповторимого сквернословия, раздутых вен и ожесточенных жестов. А тут — ничего. Он удовлетворился скучной ничьей, даже не раскрыв рта. Только когда они сели на мотоцикл, он проговорился: «Знаешь, мне нравится одна…»

Эррера дель Монте влюбился? Не может быть! В каком смысле? Лео никогда не видел, чтобы друг пускал на кого-то слюни. В какой-то момент он даже стал подозревать, что его вообще не интересуют девочки. И разуверился в этом только тогда, когда Эррера подарил ему несколько открыток с полуобнаженными красотками со словами:

«Уверяю тебя, мой друг, это лучшее, что есть в моей жизни».

Эррера — онанист. Эррера — рукоблуд, умеющий иронизировать над своей слабостью. Это было понятно. Эррера — женоненавистник. Это было в порядке вещей. Но не Эррера влюбленный. Не Эррера молчаливый или лепечущий в полуобморочном состоянии фразы вроде: «Знаешь, мне нравится одна…»

У Лео даже не нашлось слов, чтобы прокомментировать это признание, как будто речь шла о диагнозе смертельной болезни.

«Моя мать, естественно, уже „благословила“ ее».

«То есть?»

«Когда она в плохом настроении, она называет ее „проклятая христианка“. Когда в хорошем — „хавер“. В счастливые моменты она говорит „твоя немка“. Она утверждает, что та гуляет со мной из-за наших денег. И много других неприятных вещей, которые я предпочту обойти молчанием».

«Где ты с ней познакомился?»

«В горах. Она работает в одном из тех провинциальных магазинчиков, в которых продается все что угодно. Газеты, сигареты, игрушки, метелки… На следующей неделе она приедет ко мне на поезде. Моя мать сказала мне, что я должен пообещать ей не приводить девушку к нам домой. Что я не должен даже упоминать ее имени. Как будто я собирался с ней говорить об этом! Представь себе, она попросила отца урезать мои расходы, пока девушка не уедет, а я не одумаюсь. И я сейчас на мели. Господи, эта женщина желает моей смерти. Будь на то ее воля, она бы заставила меня дрочить до самой пенсии. Будь на то ее воля…»

Вот он, прежний Эррера. Он только что признался, что в его жизни появилась женщина, но продолжал нудеть про свою мать и свои шалости на досуге.

«А твой отец?»

«Мой отец, бедняга, что он может сделать? Он полностью в ее власти. Не бывало еще такого, чтобы приказ нашей повелительницы обсуждался… Вот, дело в том, что… я хотел тебя попросить одолжить мне немного денег. Я тебе их верну при первой возможности, а взамен обещаю тебе один из вечеров, когда ты сможешь посмотреть на нее».

Вот как. Эррера, без сомнения, нуждался. Он желал небольшую сумму денег в долг.

«А можно узнать хотя бы, как ее зовут?»

«Валерия. Ее зовут Валерия».

Ссора между друзьями случилась ровно через две недели.

Все произошло очень быстро. Они, как всегда, возвращались с матча на «Веспе» Лео. Но даже поражение «Лацио» не объясняло мрачного настроения Эрреры. В чем же дело? Куда подевался его Эррера? Что с ним сделали? Из него как будто высосали всю энергию. Что же произошло? Ссора между матерью и Валерией? Невероятно. Самый большой стоик, которого Лео знавал в своей жизни, дал слабину? Он не выдержал атавистического конфликта между доводами матери и Эроса? Но почему Эррера так неприветлив с ним? Почему, сидя на его «Веспе», он молчит как рыба? Почему не сыплет фейерверком колкостей в адрес продувшей «Лацио» и матушки? Почему не пускается в обычные разглагольствования, которые однажды сделают его юристом, во многом превзошедшего своего отца? Но пока Лео размышлял о необычном поведении друга, тот обжег его неожиданно странной фразой. Он соскочил с мотоцикла прямо перед воротами дома и, возвращая ему взятые в долг деньги, прошипел: «Не желаю больше тебя видеть». Тем же тоном он мог сказать: «Увидимся завтра» или «Перезвоню тебе позже».

Лео едва успел спросить его: «Почему?»

«Потому что я так решил».

«Извини, но что я тебе сделал?»

«Ты мне ничего не сделал. По крайней мере, нарочно. Но ты сделал мне много чего, сам того не замечая. Возможно, случайно. Потому что иначе не мог. И это самая неприятная штука. Именно поэтому не хочу тебя больше видеть».

Лео не верил своим ушам. У него не было слов. Он был оскорблен. И если бы обида оказалась сильнее удивления, он, наверное, пришел бы в ярость. Но и Эррера был вне себя: он весь налился кровью и, казалось, готов был взорваться. Как будто этот неприятный разговор надоел ему. Он хотел завершить его, и точка. Ему нечего было объяснять. Он желал уйти.

«Ну же! Не дури! Я понимаю, что что-то произошло. Но почему я должен расплачиваться за твое плохое настроение? Мне кажется, я заслужил хотя бы какого-то объяснения… Расскажи мне, что случилось!»

Лео был действительно напуган и обеспокоен. Никто никогда в жизни не бросал его. Он не мог даже представить себе, что значит быть брошенным. Это привело его в сильное волнение, на смену которому пришло раздражение: его слова слишком напоминали слова мужчины, требующего объяснений у женщины, которая только что отправила его в отставку. По правде говоря, внутреннее состояние Лео было не так уж далеко от состояния души покинутого без всяких предупреждений и объяснений мужа. А Эррера, как будто специально, усилил его расстройство и недоумение еще одной неопределенной и пафосной фразой: «Знаешь, позавчера вечером… это было просто ужасно!» Он произнес ее с такой смиренной грустью.

Позавчера вечером? Что случилось позавчера вечером? У Лео всплыло только смутное и неуверенное, как шаг пьяного, воспоминание. И в самом деле, в тот вечер, когда Эррера познакомил его с Валерией, Лео выпил больше, чем обычно и чем нужно. Может быть, под воздействием этиловых паров он совершил что-нибудь неподобающее? Но как Лео ни силился вспомнить, ему казалось, что его поведение не выходило за рамки приличий.