Наследник Тавриды - Ольга Игоревна Елисеева

— Отпуск из ссылки? — рассмеялся Липранди. — Ты оригинал!

Поэт опять ухватил мавра за бока.

— Чтобы развеяться, нужны сильные средства. Вот Морали — мое единственное утешение.

— Это ни в какие ворота не лезет, — Михаил Семенович поспешно сложил листок и отбросил его от себя, точно не мог держать в руках. — Есть в городе хоть одно происшествие, не связанное с Пушкиным?

Лиза подняла брови. Они сидели в кабинете графа в новом доме Фундуклея, отделка которого была почти закончена. На Масленицу им предстояло впервые принимать гостей, и оба боялись ударить в грязь лицом.

— Казначееву придется на день закрыть канцелярию и всех секретарей заставить писать приглашения! Народу прорва.

Елизавета Ксаверьевна вертела в руках список гостей. И то хмурилась, то покусывала чуть оттопыренную нижнюю губку.

— А Ланжероны обязательно?

— Обязательно.

— А Гурьевы?

Сколько раз они это обсуждали! Должность не позволяет Михаилу ограничиться кругом добрых знакомых. Он вынужден принимать первые персоны города, даже если ему самому приятнее было бы обойтись без их ядовитых улыбок и льстивых похвал с двойным дном.

— А де Витт со своей… Собаньской? — Лиза упорно не хотела смириться. — Ты же говорил, что он твой соперник.

— Именно поэтому мы будем с ними очень любезны.

— Все это гадко. — Графиня вздохнула. — Ну, хоть моего кузена-то мы имеем право не звать?

Ее голос прозвучал жалобно, но муж был непреклонен.

— Нет. Даже если бы Раевский просто был в прежние времена моим адъютантом, его пришлось бы пригласить. А он, к несчастью, еще и твой родственник. Хочешь толков? Почему Воронцовы чураются своей родни? Должно быть, она для них недостаточно богата?

— Ты так серьезно воспринимаешь сплетни! — Лиза собиралась встать, но граф удержал ее.

Они были уже в самом конце списка и уперлись в строчку: «Генерал Ив. Вас. Сабанеев с супругой». Михаил надолго задумался. Он любил старика и не мог отказать ему в приглашении. Но его жена…

— Вот где мина, подведенная под фундамент нашего маскарада. — Граф передернул плечами. — И что делать?

Лиза не поняла.

— Он же твой друг.

— Он мой друг, который всю жизнь женился на ком попало! — Воронцов встал с кресла и заходил по комнате. — Его первый брак — анекдот на всю армию. Заехал в метель в церковь. Ночь, темно. Пара свечек. Барышня ждет жениха. Видать, увозом. Ему говорят: «Наконец вы добрались! Скорее, скорее!» И ставят рядом с девицей… Наутро только дело выяснилось.

Лиза изумленно округлила глаза. Ей Иван Васильевич казался таким почтенным!

— А теперь? — Граф снова опустился в кресло. — Отобрать жену у лекаря и венчаться с ней без развода. Как ты воображаешь, он войдет в зал под руку со своим незаконным приобретением?

— А как де Витт входит?

В словах Лизы была правда.

— Посмотри на дело по-человечески, — продолжала она. — Мы принимаем толпу людей, скверных и нам чужих, только потому, что у них высокое положение. И в угоду их представлениям о приличиях ты колеблешься, звать ли старого друга?

Воронцов побледнел. Он сердился на жену, но признавал справедливость ею сказанного.

— Самому ему я хоть сейчас напишу приглашение. Но в том-то и беда, что он оскорбится, если мы не позовем его вместе с супругой.

— А мы позовем вместе. — Графиня потерлась щекой о щеку мужа. — Я уверена, что Иван Васильевич не поставит тебя в неловкое положение. Он приедет один. Но ему дорого будет наше участие.

— Хорошо-о, — протянул Михаил. — Зовем обоих. Будь, что будет.

В кабинет постучали. Секретарь принес краткий перечень происшествий вчерашнего дня. Лиза сидела на подлокотнике мужниного кресла и прянула в сторону, словно ее, как девочку, поймали за поцелуями в гостиной.

— Мадам, вы хозяйка дома. Сядьте на диван.

— Мне около тебя весело. — Она протянула руку и похитила со стола листок, который граф так поспешно отбросил при словах о Пушкине.

Оказалось, что их несносный гость отправился на прогулку за город и забрел в расположение батарейной роты. На поле были расставлены пушки, которые поэт от нечего делать стал рассматривать, трогать и даже влезать верхом. Молоденький поручик Григоров почел сии упражнения неприличными и осведомился об имени шалуна. «Пушкин». — «Как Пушкин? Поэт?» — «Точно так». — «Пали, ребята!» — И скомандовал торжественный залп.

— Они бы еще салют царей устроили! — с раздражением прокомментировал граф.

Лиза пожала плечами.

— Тебе ядра жалко?

Вместо ответа Воронцов открыл шкатулку и протянул ей последнее письмо Киселева из столицы. «Должен предупредить, любезный Михаил Семенович, что до государя из Одессы доходят порочащие вас слухи. Будто вы окружили себя неблагонадежными людьми и дерзаете принимать советы от поднадзорных, вроде Пушкина».

Михаил поморщился.

— Теперь ты видишь, что ссыльного мне подкинули, чтобы иметь повод для недовольства.

Весна особенно ощущалась на побережье. С моря дул влажный теплый ветер. Под его дыханием снег быстро сходил со склонов, обнажая порыжевшую, но все еще густую траву, из-под которой сразу начинала переть зелень. Солнце порой припекало. Пушкин пристрастился ездить на взморье и смотреть на залив. Вокруг была совершенная пустыня. Только белый особняк дачи Рено виднелся в отдалении.

Поэт брал извозчика, обещал заплатить ему по пять рублей в оба конца. Ни копейки не давал, требуя в долг и угрожая железной палкой. И катил себе к заливу. Там гулял часа два, сидел на песке, бросал в воду камни. Коляска ждала. Потом возвращался той же дорогой, клянясь завтра же все вернуть. Странным образом ямщики его боялись, суеверно предполагая в ездоке не совсем человека. Один было сунулся в гостиницу за деньгами, но вылетел как ошпаренный, и потом рассказывал, что «черномазый черт» бросился на него с бритвой.

Раз, гуляя между обломками скал, Пушкин набрел на тонкий ручеек, уже не схваченный льдом. Тот тек к морю из ивняка, начинавшего кое-где покрываться зеленоватой дымкой. Поблизости поэту послышалось побрякиванье конской сбруи. А затем тихие голоса и долгий звук поцелуя. Путник нашел происходящее забавным, заглянул за валун, гладкой спиной врезавшийся в кусты, и увидел двух лошадей, мирно жевавших молодые ветки. Чуть дальше на толстом стволе ивы сидела женщина, сбросив с головы на песок широкополую мужскую шляпу. Над ней склонялся галантный кавалер. Он держал даму за руку и пил ее поцелуй, нарочито растягивая удовольствие.

Та была в амазонке, на ее запястье висел хлыстик, длинный подол платья завернулся, открывая большие неизящные ступни — единственный изъян прекрасной Амалии. Поэт едва не вскрикнул. Кто же был его соперник? Молодой граф Яблонский, с которым Ризнич кокетничала в театре и дома. Значит, все состоялось? Пушкин отпрянул за камень и привалился к его разогретому солнцем боку. Кровь ударила Сверчку в голову. Он тяжело задышал.