Открытие Индии. Васко да Гама, противоречивый герой Португалии. История ненависти, мести и амбиций в эпоху завоеваний огнем и мечом - Жоау Моргаду

Васко, не способны мирно уговорить индусов и загрузиться товарами без применения оружия и сражений. Говорят, что из-за вас есть постоянный риск войны. Что никто из разумных коммерсантов не поставит на вас и медяка. А без монет нет специй, а без специй и побед нет империи. Надеюсь, вы понимаете, какого размаха дело? Я не могу допустить, чтобы будущее королевства зависело от человека, который никого не слушает.

Я король и господин этого королевства, поэтому моя совесть и здравый смысл заставляют меня прислушаться к тому, что говорят благородные воины, купцы, политики и люди Господа. И все они, обратите внимание на мои слова, все они взывают, чтобы наш посланник умел быть благодарным Богу, обладал тонким умом, придавал бы благородства нашему королевству и нашему народу. Этот человек должен внушать доверие султанам Востока и христианским купцам. Я сожалею, но вы, Васко, не такой человек.

Гама чувствовал, что земля уходит из-под ног, что пропадает все то, что у него уже есть. Вся слава, почести и богатства, о которых он мечтал, тоже. Его словно шпагой пронзило ощущение предательства. Он посмотрел наверх, будто спрашивал Бога, но увидел только стаю воронов. Они были нарисованы на деревянном потолке[99], и он понял, что это знак, что это рок, злая судьба.

– Кто будет вместо меня? – горько спросил он.

– Педру Алвареш, второй сын Кабрала де Белмонте.

Опять шпага в спину. Гама хотел кричать, сыпать ругательствами, но перед его величеством это было немыслимо.

Он проглотил свое бешенство, поклонился и попросил разрешения удалиться. Суверен жестом разрешил ему уйти, догадываясь, что в этот момент съедало Васко изнутри. Он подошел к окну и улыбнулся – сам он думал, что разговор будет хуже. Король почувствовал облегчение.

Гама шел по коридорам дворца, думая о мести. Он пинал всех и вся, что попадалось по пути – досталось каким-то слугам и псам под ногами. Вывел во двор коня, приготовился сесть на него, но увидел, что галопом примчался Афонсу де Албукерке на гнедом скакуне. Он вежливо приветствовал капитана, но Гама не скрывал гнева, в котором был.

– Спрячьте вашу улыбку. Я знаю, что мое отстранение от армады дело ваших рук и этих треклятых Менезеш. Но я это запомню.

Солнце жгло невыносимо. Албукерке молча слез с коня и повел его под навес конюшни. Он старался не реагировать на наглые слова Васко да Гама. Он знал его буйный нрав и не хотел стычки во дворе дворца короля.

– Я знаю, что выбран Педру Алвареш, ваш протеже в Марокко, и, как известно, еще он в ухажерах вашей племянницы, – бросил Гама, явно провоцируя дворянина.

– А что же мне сказать о вас? У вас в роду ни одного благородного имени! – ответил Афонсу де Албукерке, чей боевой дух тоже был известен. – Я прощу вам ваши слова, отнесу их на ваше разочарование. Но не вынуждайте меня защищать шпагой честь человека, который мне дорог!

Гама отбросил плащ, положил руку на эфес, готовый защищаться, и ответил:

– Вы осмелитесь обнажить шпагу против рыцаря Ордена? Вы забыли, что мы братья в Ордене Креста Христа?

Афонсу де Албукерке громко рассмеялся, привязывая коня к железному кольцу у конюшни.

– В любой семье есть обращенные в христианство евреи, непутевые люди и бастарды, – сказал он. Гама стал красным от ярости и гнева, сделал два шага вперед, но не осмелился вынуть шпагу из ножен.

– Как вы смеете!

Афонсу де Албукерке пристально посмотрел на него и, не испытывая никакого страха, еще повысив голос, ответил:

– Смею – я же знаю, что я говорю. Я знаю очень хорошо вас и вашу семью. Еще вчера ваша шпага была на службе дона Жорже, правителя Ордена Сантьяго[100], губернатора, правда? А почему? – крикнул он.

А потом уже тише сам же и дал ответ:

– Потому что он был незаконным сыном его величества дона Жоау II, но претендовал на трон. У суверена не было другого законного наследника. Всегда выгодно иметь в друзьях будущего короля, не так ли? Но не получилось. Дону Жорже не досталась корона. Было посеяно зеленым, но не созрело. Урожая не было. Но я не ошибусь, сказав, что после смерти своего достойного отца, дон Жорже признал и отметил вас, Васко, вашу преданность. Он одарил вас, вспомните о наделах с правом на дворянство в Моугелаш и Шоупариа. Вы много получили от Ордена Сантьяго, не так ли?

Гама смотрел на него с яростью. Рука дрожала на эфесе, но он не достал шпагу, дальше не пошел. Говорили, что Албукерке сам черт в битве и лучше не рисковать, не доводить все до схватки.

– Но ведь это правда, что король был уже мертв, или это не так, капитан Гама? Тогда – да здравствует король! – в случае дона Мануэла I, который, между прочим, рыцарь Ордена Креста Христа. Но вас ничто не столкнет с пути, разве не так, Гама? В одно мгновение сменить символ – крест, и трубить победу. А на следующий день я вас видел в белом плаще с орденским знаком Креста Христа, чтобы принести весть его величеству. Вы верный, очень верный, и без зазрения совести не пропустили вперед вашего брата Паулу – сами возглавили экспедицию в Индии. А Паулу остался верен Ордену Сантьяго. А поэтому король вас поставил командовать армадой в Индии, а не вашего старшего брата, кому на самом деле должна была быть отдана эта честь. Не так ли? Вы не чтите никого и ничто, теперь вы один на один с собственной злобой.

Афонсу де Албукерке замолчал. Гама сомкнул рот и молча повернулся. Он был чернее своего седла. Вылетел галопом, пена ярости во рту, в голове мечта о мести. Когда Гама промчался через ворота и раздавался только стук копыт по камням дороги в Синтре, Афонсу де Албукерке уже знал – там несется очень опасный человек. Он жаждет славы, тверд как скала, средства ему подходят любые, чтобы достичь цели.

29. Ярость от предательства

Васко да Гама времени не терял. Он собрал по своей инициативе других рыцарей и скакал день и ночь в Томар, где была резиденция Ордена Рыцарей Креста Христа. Он был уверен, что здесь решили его отодвинуть от экспедиции. Он должен склонить фортуну на свою сторону. Но приор города Томар, второй человек в Ордене после короля, не удостоил его приемом. Он был в духовном уединении, как ему сказали, передав извинения. Гама знал, что его моральная неустойчивость