Свет и тень - Кэндис Кэмп

Миллисент поднесла руку к горящей щеке, глаза ее от гнева и изумления были широко раскрыты.

— Как… Как вы посмели?!

— Вот так и посмела! Я все смею, ты разве еще не усвоила этого? Если я могу противостоять самому Джейсону, то ты для меня — ничто, полный ноль… Думаю, вам пора удалиться!..

Мисс Нельсон подхватила свою сумочку и перчатки, глаза ее метали молнии.

— Томас учит меня, что вас нужно пожалеть, ибо грешны, но, боюсь, я не столь добродетельна, чтобы сделать это. Мне вас ничуть не жаль, вы мне противны. Вы порочны! Порочны! Порочны! Я презираю вас и от души надеюсь, что Джейсон не позволит себе сдаться перед таким ничтожеством, как вы! Прощайте!

Миллисент пулей вылетела из комнаты. Каролин резко повернулась и, схватив первую попавшуюся под руку книжку, запустила ей вслед гостье. Книга ударилась о закрывшуюся дверь, отскочила в сторону и, падая, свалила на пол стеклянную статуэтку с полки. В голове у девушки тяжело стучало. Каролин прижала пальцы к вискам. В животе болело, к тому же ощущалась отвратительная пустота. Усталость! Невероятная усталость! Для одного дня событий больше чем достаточно! Такая страстная ненависть, пусть даже в глазах и речах этой идиотки Миллисент? Нет, это уж слишком! Она дернула за золоченый шнур звонка и попросила мигом явившегося Барлоу прислать Присциллу. Служанка не заставила себя долго ждать и, тихо обняв рыдающую Каролин, помогла ей подняться по лестнице и добраться до своей спальни. Присцилла освободила хозяйку от одежды и сняла с ног туфли. Потом она опустила занавески и вышла из комнаты. Все еще мысленно переживая события дня, Каролин погрузилась в сон.

На следующее утро она почувствовала себя еще хуже. Сразу же после утреннего чая у нее началась рвота, приступы которой вконец измотали ее, сделав слабой и практически беспомощной.

Проходили дни, но лучше не становилось. Голова болела не переставая, в животе начались такие боли, которых Каролин никогда в жизни не испытывала. Она не могла понять своего состояния. Всю свою жизнь она была вполне здоровой женщиной и не отличалась склонностью ко всякого рода хворям и болячкам. Даже во время беременности она чувствовала себя прилично, словно крестьянка.

Каролин пыталась бороться с мерзостной дурнотой и слабостью, заставляя себя вставать с постели, одеваться, есть исправно приносимую ей пищу, но сил явно недоставало. Бедняжка похудела так, что на лице остались одни огромные глаза и заострившийся нос. По ночам от одиночества и страха она плакала, в глубине души чувствуя, что безнадежно больна. Впрочем, Каролин отказывалась верить своим страхам и предчувствиям.

Все это время Джейсон отсутствовал. Иногда он присылал ей сообщения, где говорилось о том, что, предположим, к ленчу или обеду его не будет, что поужинает он где-нибудь в поле или в каком-нибудь фермерском доме. Зачастую он свой обед, да и большую часть вечера проводил в таверне в Хокли. Странно, но Каролин хотелось, чтобы Джейсон находился рядом. Для преодоления болезни она нуждалась в его поддержке. Однако в девушке еще говорила гордость, и она не решалась открыто просить о внимании и заботе, однако ей не представлялось возможности также и предстать перед ним в столь жалком состоянии.

«Я умираю, — думала она, — умираю». Она знала, что горевать по своей супруге Сомервилл особо не станет.

На четвертый день Каролин оставила все свои попытки справиться с одолевавшим ее дьяволом и перестала делать вид, будто ничего страшного не происходит. Она не вылезала из постели, большее время суток спала и видела в высшей степени беспокойные сны. Услышав, что хозяйка прикована к постели, Бонни явилась к ней, исполненная решимости оказать госпоже должный уход. Девушка была рада видеть знакомое, участливое лицо няни. Ее утешала мысль, что если в таком слабом состоянии она и совершит ошибку, изобличающую ее в самозванстве, то все будет в порядке. Бонни поставила на спиртовку чай и слабое какао, потом заставила выпить все это. В обед няня принесла из кухни поднос со всевозможными яствами, которые, на взгляд поварихи, могли и у мертвых разжечь аппетит. Но как Каролин ни старалась, в желудке ее ничто не задерживалось, а тут же выходило наружу вместе с рвотой. У девушки появилось чувство, что жизнь медленно, но верно оставляет ее. Как препятствовать этому процессу, никто не знал. Безмолвные слезы катились из глаз несчастной. У нес даже не было сил, чтобы всхлипывать.

Бонни поставила у кровати Каролин раскладушку, чтобы быть рядом с госпожой не только днем, но и по ночам. А днем няня сидела в удобном кресле, также приставленном к кровати, и занималась либо шитьем, либо вязанием, а когда Каролин засыпала, то и сама укладывалась на свое неказистое ложе. Однажды вечером в дверь тихонько постучали.

Да, однажды вечером — так-таки и постучали! Каролин медленно разлепила отяжелевшие веки. В дверном проеме стоял Джейсон. Глаза у него от ужаса и изумления расширились.

— Боже милостивый! — воскликнул он, бросаясь к ее постели. — Что это с тобой стряслось?!

— Я… я неважно себя чувствую. Разве слуги не говорили тебе?

Каролин с удовольствием смотрела на склонившееся над ней лицо Джейсона, дышавшее силой и здоровьем.

— Они сказали мне, что последние дни ты по причине ухудшения погоды недомогаешь, но я и помыслить не мог, что до такой степени. Ты серьезно больна, а я подумал, что у тебя просто слабость или мигрень…

Каролин устало закрыла глаза. Итак, недомогания собственной жены никогда не беспокоили его, он даже не заглядывал проведать ее. Видимо, Джейсон почувствовал облегчение, поняв, что супруга не может теперь выходить из этой комнаты: так он реже будет встречаться с ней.

— Синтия, но почему ты не сказала мне? Почему ты никого из слуг не прислала с запиской?

— А почему ты сам не навестил меня? — осведомилась Каролин, но из-за ее срывающегося голоса слова получились скорее жалкими, нежели вызывающими.

Джейсон стремительно повернулся к Бонни и приказал:

— Найди немедленно Броддаса и вели ему отправить лучшего наездника к доктору Хейвуду. Нет, подожди, я сам. Ты останешься с Синтией. Никто из парней с конюшни не сможет доскакать так быстро, как я… Синди, милая, я вернусь с доктором так быстро, как только смогу!

Каролин кивнула, пораженная тем, что от проявленной Джейсоном заботы комок подкатился к ее горлу. На лице Сомервилла появилось странное выражение, и он тотчас же смахнул рукой скупую слезу.

Прошло более двух часов, прежде чем Джейсон вернулся с доктором.

— Прошу прощения, что мне понадобилось столько времени, но доктора не было, и мне пришлось разыскивать его.

Он подошел к Каролин и, став рядом, стал разглаживать рукой лоб. Девушка слабо улыбнулась:

— Ты же знаешь, что у него есть и другие пациенты. Доктор приблизился к постели. Сомервилл отступил в сторону, чтобы позволить тому обследовать больную, но далеко не ушел, и его пронзительные зеленые глаза следили за каждым движением эскулапа.

— Так-так, леди Браутон. Похоже на то, что в настоящую минуту вы не больно-то хорошо себя чувствуете, я прав? Ведь прав, скажите?