Тайна леди Одли - Мэри Элизабет Брэддон

С чувством огромной душевной боли слушал Роберт Одли сбивчивый монолог мальчугана, меж тем как старик, судя по всему, несколько успокоился. Он не стал вслушиваться в детский лепет и лишь два-три раза прошелся по маленькой гостиной, поглаживая всклокоченные волосы и теребя шейный платок, который повязала ему миссис Плаусон.

— Бедный старый джентльмен, — промолвила женщина, обращаясь к Роберту, — на нем лица нет. Что случилось?

— Ушел из жизни его зять, — ответил Роберт. — Его не стало спустя полтора года после смерти Элен Толбойз, похороненной в Вентноре.

Миссис Плаусон облизнула побелевшие губы.

— Бедный мистер Толбойз умер? — воскликнула она. — Дурные новости, сэр, хуже не бывает.

Маленький Джорджи, вскинув головку, внимательно посмотрел на миссис Плаусон.

— Кто это там умер? — спросил он. — Ведь Джордж Толбойз — так зовут меня. Кто же умер?

— Другой человек с такой же фамилией — Толбойз, Джорджи, — ответила миссис Плаусон.

— Бедняга! — промолвил мальчик и по-взрослому тяжело вздохнул.

— Вы не будете возражать, мистер Молдон, если я заберу Джорджи с собой? — спросил Роберт Одли.

Старик к этому времени совершенно успокоился. Взяв со стола трубку, он попытался разжечь ее бумажным жгутом, свернутым из газетного обрывка.

— Ну, так как, мистер Молдон?

— Нет, конечно же, не возражаю, сэр. Вы его опекун и имеете право увести его с собой, куда вам заблагорассудится. Все эти годы он был моим единственным утешением, но я всегда был готов к тому, что рано или поздно расстанусь с ним. Я исполнил свой долг. Пусть иногда, когда мы сидели без денег, ему приходилось бегать в рваных башмаках — вы, сэр, человек молодой, неопытный, и потому представить себе не можете, сколько ботинок приходится покупать такому вот сорванцу, тем более что растет он не по дням, а по часам; пусть он сходил в школу всего лишь два-три раза — но поверьте, сэр, за всю свою короткую жизнь мальчик ни разу — ни разу! — не услышал от меня грубого слова.

Ребенок, уразумев, что происходит, громко заплакал.

— Я не уйду от тебя, дедушка! — закричал он, бросаясь к старику.

— Я не хочу причинять вам лишние страдания, мистер Молдон, — сказал Роберт Одли. — Помилуй всех нас Господи — вот все, что я могу сказать. Я знаю: забрать от вас мальчика — мой долг. Я определю его в самую лучшую школу Саутгемптона и, клянусь честью, никогда не воспользуюсь его невинной простотой, чтобы… — Роберт Одли на мгновение умолк, не зная, как поточнее выразить то, что тяжким бременем лежало у него на душе. — …чтобы хотя бы на шаг продвинуться вперед, распутывая тайну гибели его отца. Я, как вы знаете, детектив не по профессии, а по необходимости, но будь на моем месте самый настоящий детектив, и он, я уверен, не опустился бы до того, чтобы выпытывать сведения у ребенка.

Старик молчал, глубоко опустившись в кресло, одной рукой прикрыв лицо, а в другой держа длинную трубку.

— Уведите мальчика, миссис Плаусон, — сказал он, наконец. — Уведите и соберите его вещи. Мистер Одли забирает его с собой.

— Как вы жестоки, мистер Одли! — неожиданно воскликнула миссис Плаусон.

— Полноте, миссис Плаусон, — скорбно промолвил старик. — Мистер Одли знает, что делает. А я… Жить мне осталось недолго, и я никому не хочу доставлять беспокойство.

Слезы, брызнув из покрасневших глаз, упали на его грязные руки.

— Господь свидетель, сэр, я не причинил вреда вашему другу, — сказал отставной лейтенант, когда миссис Плаусон и Джорджи вышли из комнаты, — и зла я ему тоже никогда не желал. Он был мне добрым зятем и относился ко мне куда лучше, чем иные сыновья к своим отцам. Да, я транжирил его деньги, и сейчас мне стыдно за это, очень стыдно, сэр. Но в то, что он мертв, я не верю — не верю, сэр! Разве такое возможно, сэр?

Роберт ничего не ответил, лишь печально покачал головой и взглянул в окно, за которым расстилался мрачный пустырь и играли бедно одетые дети.

В комнату вошла миссис Плаусон с Джорджи. На мальчике были пальто, шапка и теплый шерстяной шарф.

Роберт взял мальчика за руку.

— Попрощайся с дедушкой, Джорджи.

Маленький человечек живо подбежал к старику, порывисто обнял его и расцеловал в обе впалые щеки.

— Не плачь, дедушка. Вот пойду в школу, стану умным-преумным, а потом приеду и навещу тебя с миссис Плаусон. Я правильно говорю? — спросил он, обращаясь к Роберту.

— Правильно, малыш. Скажи дедушке «до свиданья».

— Уведите его, сэр, уведите, — взмолился старик. — Вы разбиваете мне сердце!

Мальчик быстро семенил ножками, стараясь не отставать от Роберта Одли. Он очень обрадовался, что скоро пойдет в школу, хотя, сказать по правде, с пьяницей дедом ему жилось не так уж плохо. Старик в нем души не чаял и позволял делать все, что вздумается, чем и разбаловал малыша, приучив его к поздним холодным ужинам и к рому пополам с водой, который мальчик нет-нет да и потягивал из дедушкиного стакана.

Роберт Одли привел мальчика в гостиницу и, оставив его на попечение добродушного буфетчика, отправился на Хай-стрит в заведение мистера Марчмонта, гордо именовавшееся «Академией для молодых джентльменов».

В школе — то бишь в академии — Одли объяснил мистеру Марчмонту, кем ему приходится Джорджи и кто его отец, обратив внимание на то, что он, Роберт Одли, запрещает кому бы то ни было видеться с мальчиком и что на всякую встречу мистер Марчмонт должен будет испрашивать его письменное разрешение. Обговорив прочие условия обучения и содержания мальчика, Роберт направился в гостиницу за Джорджи.

Придя туда, он увидел следующую картину: Джорджи, стоя на подоконнике, болтает с буфетчиком о всякой всячине, а тот, ничем в эту минуту не занятый, тычет пальцем в окно, демонстрируя маленькому собеседнику чудеса Хай-стрит.

Бедняга Роберт, став опекуном Джорджа Толбойза-младшего, с таким же успехом мог опекать белого слона. Он знал, чем кормят шелковичных червей, морских свинок, кошек, собак, канареек и прочую живность, и мог в любое время прочесть лекцию на эту тему, но рацион юного человеческого существа пяти лет от роду являл для него тайну за семью печатями.

Вычтя из своего нынешнего возраста минувшие четверть века, Роберт попытался восстановить в памяти, чем же пичкали его самого на шестом году жизни.

«Смутно помню, это были хлеб, молоко и вареная баранина. Помню, опять-таки смутно, я их терпеть не мог. Интересно, придутся ли мальчику по вкусу хлеб, молоко и вареная баранина?»

Задумчиво глядя на ребенка, Роберт нервно теребил густые усы.

— По-моему, ты проголодался, Джорджи, — сказал он наконец.

Мальчик кивнул головой, и буфетчик, смахнув со стола несколько невидимых пылинок, приготовился принять заказ.

— Позавтракаем? — предложил Роберт, по-прежнему теребя усы.