Мерзкий старикашка - Сэй Алек

Действительно — обрадовался. Аж остатки алкогольной интоксикации как рукой сняло.

А на следующий день мы двинулись дальше. Князья, правда, предлагали спуститься по Великой Поо до Лаала, но я прикинул в уме время сплава, добавил еще день или два на поиск должного количества подходящих плавсредств и решил, что выигрыша по времени не будет никакого, как бы даже не наоборот.

Так и проехали мы через север Предпоолья и юг Хлеборечья до самого Баратиана без приключений.

Правда, из-за того что выехали мы с задержкой, да и двигались неспешно, мой радикулит жалеючи, слух о выступлении Тумила в коррере обогнал нас, и чем дальше от Тампуранка, тем все больше и больше он видоизменялся, вплоть до рассказа о чудовищном плотоядном туре, который терроризировал все Запоолье и разогнал дружину князя с Большой Горы. В личности чудо-богатыря, что поразил насланное богами в наказание чудище, молва расходилась, описывая то святого старца, то былинного витязя Серого Медведя, что веками под горой спал, а тут вдруг с чего-то проснулся, но сходилась в одном: благодарные жители Тампуранка прислали сво-ему избавителю не менее чем двадцать пять девственниц, и он всеми разом овладел. А некоторыми — и неоднократно.

Дружинники с Блистательными по этому поводу откровенно зубоскалили, а Тумил смущался, краснел и бормотал что-то вроде: «И вовсе даже не двадцать пять, а три. И не девственницы вовсе. И не разом».

* * *

Лексик, князь Баратиани, был одним из немногих, кто держал сторону царевны Валиссы. Не потому что рассчитывал на какие-то преференции в случае ее регентства, а оттого что являлся принципиальным идио… Храни его Солнце, князь ставил закон превыше собственной выгоды, я хочу сказать.

Сам он нынче пребывал, разумеется, в Аарте, оставив управление доменом на тешу.

— Не на брата, сына или еще какого родича, а на женщину? — недоверчиво переспросил я, впервые услыхав об этом. — И ее что же, слушаются?

— Вы просто не знаете княгиню Шоку Юльчанскую, ваше высочество, — усмехнулся Арцуд Софенский. — Это не женщина, это кремень! После женитьбы Лексика на ее дочери она поганой метлой вымела из княжества всяческих разгильдяев и прихлебателей, а самого князя держит под таким каблуком, что тот, бедолага, и пикнуть не смеет. Он и на Совет-то, мне кажется, сбежал из-под ее власти, а теперь всеми силами пытается затянуть дело, чтобы не возвращаться.

— Но нельзя не признать, что княжеством зятя она управляет не только железной рукой, но и весьма благоразумно, — произнес Зулик. — Оглядитесь вокруг. Везде возделанные поля, сады, пастбища, виноградники, а если мы свернем на юг, к Гнилым Зубам, — князь указал на виднеющиеся на горизонте невысокие горные пики, — то увидим многочисленные шахты и железоделательные мастерские, число каковых за три года после свадьбы Лексика увеличилось вдвое. А припомните Баратиан каких-то лет пять назад, когда тут заправлял опекун молодого князя. Нищая, разоренная как после войны земля с забитыми, не смеющими поднять взгляд крестьянами. А сейчас? Красота, ну красота же, право слово.

— Да, была бы у меня такая теща, я бы, может, и не женился вовсе, — пробормотал Шедад.

— Благоразумно ли нам тогда ехать через княжество, тем паче через его столицу? — вступил в беседу первый десятник Касец. — Если люди князя Лексика и его тещи решат нам воспрепятствовать…

— С чего бы это? — спросил Зулик. — Самой княгине до того, кто на троне сидит, дела никакого нет, покуда этот человек не мешает ей преумножать богатство для дочери и внуков, а ее владетельный зять — фанатик закона. И раз уж по праву наследования брат стоит перед внуком, мы, напротив, можем рассчитывать на его поддержку, хоть сейчас он и за Валиссу.

— И на письме с условиями его печати не было… — обронил я.

— А вот через Эшпань нам действительно лучше не ехать, — добавил князь Тимариани. — Я бы предпочел сесть в Баратуре на барки и до столицы или хотя бы до слияния Поо с Долговодной добираться вплавь.

На том и порешили тогда.

Слова Зулика о процветании этой земли подтверждались на каждом шагу, так что на постоялых дворах я про блюда из свинских яблок даже и не заикался — неактуально это здесь. Сытно, привольно и номера без клопов.

Лишь в одном переходе от столицы княжества нам пришлось заночевать на свежем воздухе — трактир, где мы планировали остановиться, пару недель назад сгорел, причем узнали мы об этом, лишь миновав половину пути до него от последнего приличного пристанища путешественников. Начальник охраны встречного каравана с Касцом информацией поделился.

Возвращаться не стали. Глупо, да и страшного ничего нет — погода теплая, на небе ни облачка, чего бы и под сенью дерев не отдохнуть разок? Спина от долгой езды верхами и так отваливается, так что хуже мне уже не станет, а остальные тем более перетерпят некоторые неудобства.

Тем паче что на месте погорелого трактира уцелели практически все постройки, включая сеновал, — лишь здание постоялого двора пострадало. Хорошо так пострадало, даже стены почти целиком обвалились внутрь — фиг починишь. Только сносить и заново строить.

Покуда личный состав подготавливал места для ночлега и ужин, я в обществе Тумила (дабы было кому поднять царственную морду, буде споткнется) отправился побродить по окрестностям, ноги размять. Хорошо все же быть царем — никто работать не заставляет…

Стоило нам пройти вдоль небольшого ручейка буквально шагов двадцать, как до ушей наших донесся слабый и жалобный писк, какой издают маленькие, ослабевшие и отчаявшиеся вконец зверушки.

— Что это? — Я покрутил головой, оглядываясь. — Слышишь, плач какой-то? Откуда ж он раздается?

Парень тоже прислушался, потом отодвинул ветвь какого-то куста, нависшего над руслом. Писк сразу же стал отчетливее, и я поглядел туда же, куда и мой стремянный.

— Ах ты ж!.. — охнул я и полез под ветки.

У самой воды в грязи едва заметно копошился маленький, непонятного, из-за налипшей на шерстку земли, цвета котенок.

— Погоди, твое высочество. — Тумил ужом ввинтился в заросли, подхватил малыша на ладошки и вынес ко мне.

Котенок задергался и заплакал сильнее.

— Замерз-то как, — пробормотал я, принимая звереныша. — И голодный, не иначе. Где ж твоя мамка-то?

— Там вон, дальше, дохлая валяется, — мрачно сообщил парень. — Порвал кто-то. А котейка слепая еще, сама не ест.

Малыш начал тыкаться носом в мои ладони, разыскивая титьку и попискивая жалобно.

— Теперь сдохнет от голода, — вздохнул Тумил. — Давай, высочество, я ее утоплю, чтоб не мучилась?

— Башку свою глупую утопи, балда, — цыкнул я. — Дуй в лагерь, спроси козьего молока — некоторые в деревне, что мы вчера проезжали, себе покупали. Наверняка у кого-то хоть чуток осталось. И хлеба еще надо.

Я провел ладонью по грязной свалявшейся шерстке.

— Мы тебя обязательно выкормим, маленькая.