Прогулки с Андреем Толубеевым. Записки театрального дилетанта - Михаил Константинович Зарубин

идет неумолимо. И кажется, что оно насмехается над нами. И мы не в силах устоять перед величием его, но пока живем, знаем, где прошлое, настоящее и будущее. Когда же переступим черту, то берега времени будут нашим домом.

Я не удивляюсь талантливости Андрея Толубеева. Бог дал ему дар. Врач, актер, писатель. Могу сказать — великолепный писатель!

Несколько вечеров читал последнюю книгу Андрея. Она поразила меня своей простотой рассказа, и вместе с тем глубиной раскрытия характеров. Только талантливый человек мог написать так.

Удивителен роман «В поисках Стржельчика»! Читаю и слышу привычный с хрипотцой баритонистый его спокойный голос, в котором никогда не звучало сколько-нибудь пафосных интонаций, даже если речь шла об очень близких ему понятиях: «Почему из всей блестящей плеяды мастеров БДТ я выбрал именно его? Пожалуй, потому, что он наиболее полно и зримо воплощал в себе понятие «артист». Он был мне дорог и восхищал меня больше, чем другие, не менее талантливые. Когда он умер, трудно было примириться с мыслью, что этот человек, такой роскошный, звучный, осязаемый превратился в фантом, призрак, миф. Захотелось вернуть ему земное измерение, воскресить хотя бы мысленно, хотя бы словесно, и не роли, им сыгранные — о них уже немало написано, их еще можно увидеть на экране — а именно его самого. Найти того, кто исчез. Ощутить его присутствие. Понять, каким он был. Закрепить его след в пространстве и времени. Я знал его — и не знал. Его жизнь проходила совсем рядом — он был моим старшим коллегой в Большом драматическом, — но мало соприкасалась с моей. Мы редко пересекались на сцене, в кино, на телевидении, в концертах, мы почти не общались вне сцены — я имею в виду общение отдельное, не суетное. По сути он был для меня Загадкой».

Это Андрей в авторском предисловии представляет сверхзадачу своей литературной работы. Он справился с этим. Для меня Владислав Игнатьевич Стржельчик открылся по-новому. Зная и любя сыгранные им роли, я узнал его, как человека удивительно простого, но при этом недосягаемого. Сейчас я написал об Андрее, и мне хочется, чтоб читатель увидел его не на сцене, исполняющем очередную роль, а в жизни.

Мне было всегда с ним интересно, что не удивительно: я же его зритель, читатель его талантливых книг — давно его приметил на сцене, в кино, на телеэкране. И быть нам вместе распорядилась судьба. Какую же роль этот блистательный товстоноговский актер избрал для себя в жизни? При первых наших встречах я убедился — никакую. Многие, даже очень далекие от актерской профессии люди, стараются казаться значительнее, добрее, или наоборот жестче, злее, умнее, или, на всякий случай, глупее — по обстоятельствам. И это неплохо у некоторых получается. А он никогда не играл, говорил, что думал, делал, что считал нужным. И на сцене не играл — жил своей ролью. Искренность — тоже дар, тоже талант. Она и помогает актеру, как я представляю, вжиться в роль, то есть представить жизнь сценического героя, как свою. Это и определяет актерскую удачу. Да и литературную, как книга о Стржельчике. Книга удалась еще и потому, что хорошо знавшие прямоту Андрея театральные сотоварищи ему доверяли. Уверены были: не подведет, напишет правду, и не уходили от ответов, честно отвечали на дотошные его расспросы не только о Стржельчике, но и о себе, о театре.

Говорят, у этой книги будто бы в начале был авторский шутливый подзаголовок: «На фоне Владика снимается семейство». Во всяком случае, так и вышло. Семейство БДТ, включая не только актеров, но и гримеров, осветителей, других помощников артистов, отвечая на вопросы Андрея, поведало о главном герое, каким его зрители не знали. О том, как красавец, любимец публики, особенно прекрасной ее половины, умел радоваться жизни, и как тяжко с ней ему выпало расставаться. А попутно складывается портрет редкой по набору выдающихся талантов труппы одного из лучших в стране театров со всеми его неприметными извне бедами, взлетами и чудачествами человеческих отношений, которые неотделимы от сценической истории БДТ в лучшую свою пору.

Сегодня ясно, что театр, в котором служил Андрей, был создан на протяжении многолетней деятельности и является одним из фаворитов отечественных театров. Динамика мысли, сценическая правда соединяются с яркостью театральной формы и создают завораживающую притягательность его спектаклей. Каждый спектакль — это событие в культурной жизни всей страны.

Мы, живущие сегодня, не перестаем поражаться тому, что человеческое слово и человеческий жест все чаще обладают выразительной силой, в сравнении с которой вся великолепная техническая цивилизация, преобразовавшая наш мир, кажется бессмысленным нагромождением чего-то удручающе скучного. Стоит только с нужной интонацией произнести слова, постучаться в дверь условным стуком — и возникает нечто, с чем по части реальности не в силах тягаться никакой, пусть самый совершенный технический прогресс. Но для кого это нечто и как оно существует? Разумеется, оно возникает не без помощи нас — смотрящих. Именно благодаря нам происходит то, что должно произойти; но поразительно другое: современный человек, на которого непрерывно изливается целый поток зрительных впечатлений и который с трудом спасается от обрушившейся на него звуковой лавины, все еще способен что-то делать сам. Он способен возвысить себя, и тем самым дать осуществиться той высоте духа, какая венчает собой мгновение праздника. Театр стал более духовным. В нем живет непосредственность, которая так редко выпадает на нашу долю в нашем сверх меры специализированном, искаженном мире.

Успехи современной техники затронули сферу жизни театра действительно очень глубоко, так, что само выживание театра в изменившемся мире отнюдь не является чем-то само собой разумеющимся. Кино и радио породили новые формы удовлетворения прирожденной потребности человека в зрелищах и музыке, с другой стороны, современный спорт создает праздничную и в то же время не связанную с искусством форму массового зрелища. Во всем, вплоть до поэзии, мы можем проследить новый, характерный для нашей эпохи принцип художественного построения, который можно обозначить, как монтаж. Монтаж — соединение готовых элементов в некое целое. Тот, кто имеет дело с монтажом, конечно, вносит свой вклад в творческий процесс, ибо должен предвидеть, как будет функционировать целое, а если речь идет о поэтическом или театральном монтаже, — каким будет эффект, вызываемый этим целым. И все же «монтажер» принадлежит миру современной индустрии, и его деятельность, пожалуй, ближе к работе инженера, чем к творчеству.

Пытаясь говорить о БДТ, меня все время затягивает: веду рассуждения о театре, о его воздействии на