Не сбавляй оборотов. Не гаси огней - Джим Додж

— Нет, — отрезал он.

— Но они же стреляют! — резонно возразил я.

Джошуа пожал плечами.

— Значит, речь была недостаточно вдохновенная, — он рассеянно вытер стекающую на левую бровь струйку крови. — Не стоит обижаться на критику.

— У вас кровь идет, — напомнил я.

— А, ничего страшного. Полагаю, задело кусочком колонки, — он поднял микрофон и протянул его мне. — Теперь попробуйте вы.

Тем временем полуодетая или в банных халатах публика уже хлынула на улицу. В их криках то и дело слышалось имя Генри. Я сидел с микрофоном, в голове — совсем недавно наполненной навязчивыми внутренними монологами — пустота. Я подождал секунд пятнадцать, не грянет ли второй выстрел, а потом, не в силах больше выносить напряжение, поднес микрофон к губам и заорал:

— У вас есть ровно три минуты, чтобы нас прикончить! Дольше мои нервы не выдержат! — Я не узнавал своего голоса, настолько глухо и искаженно он звучал. — Если же в ближайшие три минуты вы нас не убьете, я кое-что добавлю к речи моего друга. Обещаю, что буду краток. А потом мы уедем.

«Почему именно три минуты? — спрашивал я себя. — А, с другой стороны, почему бы и нет?»

Джошуа полез на заднее сиденье.

— Что, покидаете меня в трудную минуту?

— Напротив, Джордж, — пропыхтел он, перегнувшись через спинку. — Проверяю, что случилось с колонкой. Она дает чудовищное искажение. Вы звучите как лягушка, жующая мячики для настольного тенниса.

— Это с перепугу, да и крыша у меня не на месте, — объяснил я.

— Ничего подобного! Это потому что колонка прострелена. Они стреляли в колонку, а не в нас — хоть это вы понимаете?

— Уфф! — выдохнул я с сарказмом. — Какое облегчение!

Поглядев на часы, я на миг впал в панику — я не запомнил, когда пошло время. Одна минута уж точно должна была пройти, поэтому я рассчитывал, что осталось еще две. Интересно, следил ли хоть кто-нибудь за временем?

С улицы раздался женский крик:

— Эдди, вернись сейчас же!

Потом поодаль прозвучал мужской голос:

— Черт побери, Генри, хватит уже с нас стрельбы. Ты еще шизее их! Незачем нам их убивать!

Я надеялся, что и остальные разделяют его мнение.

— Ага! — воскликнул у меня за спиной Джошуа. — Пуля только скользнула по краю колонки, но при падении отошел контакт в проводе. Так я и думал. — И он принялся за починку, напевая себе поднос: — Зипити-дуу-да!

Одно из двух: то ли он потрясающе владел собой в любой обстановке, то ли страдал серьезным психическим заболеванием.

Считается, что все секунды имеют одинаковую продолжительность, однако мой личный опыт доказывает, что это неправда. Время между «тик» и «так» может растягиваться, сжиматься, а может, как в ту ночь, и вовсе остановиться. Я пялился на секундную стрелку, пока не убедился, что она снова пришла в движение. По моим прикидкам, из-за неисправности часов я потерял еще полминуты. Значит, уже прошло три минуты, а то и больше. Я включил микрофон.

— Время истекло, — объявил я. — Спасибо, ребята. Мы вовсе не желаем вам зла, надеюсь, что и вы нам — тоже. — Очевидно, Джошуа все-таки сумел подсоединить провод, потому что голос мой зазвучал громко и чисто. Только зря он так старался и зря доверил мне свою отличную аудиосистему — мне все равно было нечего сказать, а даже если бы и было, во рту внезапно так пересохло, что я не смог бы вымолвить ни слова. Пряча отчаяние за показной храбростью, я открыл дверцу и медленно вышел из машины. Руки я из осторожности старался держать на виду. Обогнул машину, забрался на капот, а потом и на крышу. Я стоял там, дыша свежим ночным горным воздухом и заглядывая в каждое лицо, которое мог рассмотреть; одни стояли, на случай опасности сбившись в кучки, другие глядели из окон с прижатыми к стеклу носами; некоторые целыми семьями толпились в дверях или на утопающих во тьме ступеньках. И тут я начал аплодировать — размеренно, искренне и морщась от боли, ведь мои ладони еще не успели зажить после вальса с кактусом.

— Уносите отсюда свои никчемные задницы! — прорычали из мрака.

— Ага, пока мы их вам не надрали, — подхватил мужик с бейсбольной битой.

Я продолжал хлопать.

— Да вы ненормальные! Вас в больницу надо упечь, — это был старушечий голос, резкий и полный рожденных богатым жизненным опытом суждений, сердитый на весь этот поднятый заезжими идиотами шум.

Я хлопал как сумасшедший.

Крики прекратились, и мне стало слышно, как аплодисменты эхом разносятся вдоль улицы. Я не знаю, на что похожи хлопки одной рукой, а вот как звучат хлопки двумя руками — это я вам могу сказать с уверенностью. У меня болели ладони, но я не сдавался.

И наконец кто-то, кого я не мог рассмотреть, — просто тень на крыльце в самом конце квартала, даже неясно, мужчина это был, женщина или ребенок, — присоединился к моим аплодисментам. Всего один человек, но этого было достаточно. И, кстати, никто на меня не шикал, никто не освистывал. Я перестал хлопать.

— Благодарю вас за терпение, — сказал я, спрыгнул на асфальт, под уважительный кивок Джошуа распахнул дверцу, завел мотор… И мы растворились в ночи — на мой вкус, отъезд был стильный, с особым шиком.

Через пару миль наше полное достоинства отбытие было подпорчено предупреждающим миганием красных огней в зеркале заднего вида. И то, что поначалу было театральным исчезновением, превратилось в заурядное давай-жми, прибавь-газу, срочно-делаем-ноги, ой-мамочки-бегство.

Красные огни не отставали, и я обернулся к Джошуа за советом. Он держал микрофон за шнур и раскачивал его, словно маятник, в такт моргающему световому пульсу. Другая его рука прижимала ко лбу желто-зеленый платок. То ли он пребывал в шоке, то ли заблудился в своих мыслях. Я попытался привести его в чувство:

— Кажется, за нами гонятся легавые и велят остановиться.

— Не обращайте внимания.

— Они не отстанут.

— Это всего лишь ваше предположение, Джордж, ничего больше, — ответил он, продолжая покачивать микрофоном. Тут шериф врубил сирену, и Джошуа замер. — До чего же все-таки отвратительные звуки. Надоедают, да?

— Да уж, если, конечно, ты не глухой, — согласился я.

— Постарайтесь не обращать внимания, — повторил Джошуа.

Я гнал сверх всех положенных скоростей, но шериф так и сидел у нас на хвосте, будто приклеенный. Где-то через милю, когда мы выехали на длинный прямой отрезок, коп ускорился и поравнялся с нашим левым задним окном. Я решил вести себя с ним как с любым другим водителем и помигал фарами, показывая, что уступаю дорогу.

Шериф отключил сирену и поехал вровень с «кадиллаком». Закрепленный у него на крыше громкоговоритель выдал сухое, бесстрастное, профессиональное требование:

— Сворачивайте на обочину, пидорасы!