Черный замок над озером - Екатерина Островская

– Вы к кому? – спросила Женя.

– Так я думал, что это… короче, Валек приехал… – не то ответил, не то спросил незнакомец.

– Здесь никого нет, – откликнулась Женя, – здесь только мы с мужем. Супруг сейчас придет.

Никого в палатке не было, но она сказала так, чтобы незнакомец понял: Женя здесь не одна, за нее есть кому заступиться.

– Так я это… подожду, что ли… – так же, то ли объясняя, то ли спрашивая, сказал мужчина.

И отступил к воде.

Женя вернулась в палатку, не зная, что ей делать дальше. Можно было бы, конечно, связаться по мобильному с Сергеем, но вроде тот говорил, что здесь нет зоны покрытия. В палатке было тепло, даже жарко. Еще вечером, перед тем как перебраться в палатку, Сергей поставил там газовый каминчик и хорошо натопил. Вероятно, повторил то же самое и перед уходом. Теперь он ловит рыбу, а Женя не знает, как ей быть.

Она натянула камуфляжные брюки, надела куртку, достала из сумочки зеркальце и осмотрела свое лицо. Конечно, лицо требовало нескольких минут внимания, но Женя решила отложить макияж на некоторое время и навести красоту непосредственно перед возвращением любимого. Поэтому просто вышла из палатки, делая вид, что ищет поленья и сучья для костра. Наклонилась и подняла несколько щепок.

– Так, значит, не Валек, да? – спросил незнакомец.

– К сожалению, я даже не знаю, о ком вы говорите, – ответила Женя.

– Плохо, что не Валек, – продолжал сетовать незнакомец, явно не собираясь никуда уходить и отплывать назад. – А я решил, он. Смотрю вчера – костерок на его месте. Ну, думаю, друган мой прибыл, а тут, оказывается, посторонние люди. Вот незадача-то!

Женя молчала.

– Ага, – вздохнул незнакомец, – не Валек, значит. Ну, раз так, выходит, не срослось у нас встретиться. А я уж и палию для него притащил, и водочки своей, чтоб за встречу, стало быть, выпить.

Местный житель шагнул в свою лодку, наклонился и достал из-под кормового сиденья большой пакет. Держа его в руках, вышел из лодки, направился к Жене.

– Ну, тогда уж вы возьмите, – сказал он, протягивая ей пакет.

– Спасибо, но мне… то есть нам не надо…

– То есть как? – удивился абориген. – Палии не надо?

Он посмотрел на Женю, и та помотала головой, хотя не знала, о чем говорит этот человек.

Местный житель достал из мешка рыбину, посмотрел на нее с удивлением, словно тоже призывая удивиться, после чего показал ее Жене.

– Смотри, какая. Два кило ровно. Я ее холодным способом закоптил. А еще такую же солененькую привез. Позавчера выловил, крупной солью натер, сегодня укропчиком пересыпал. Хо-орошая рыбка! Это ж наш ладожский лосось. Лучше всякой семги. У семги мясо розовое, а здесь погляди, какое!

Местный житель подошел и отдал Жене рыбину. Вообще-то та брать не собиралась, но так уж получилось: дядька протянул, и она подставила руки.

– Кушайте на здоровье! – с чувством произнес незнакомец. – А муж твой когда вернется?

– Скоро, – сказала Женя, не зная, куда деть рыбу. – Я, если честно, все думаю сейчас, какой вам ответный подарок сделать.

– А и не надо ничего делать, – махнул рукой мужик. Затем достал из-за пазухи бутылку и протянул ей. – Вот, передай ему – пусть попробует. Лучше всяких висок заграничных.

– Мой муж не пьет, – уверенно заявила Женя.

– Правильно, – согласился мужчина, – культурный человек, значит. Тогда для гостей пускай бутылочка стоит. Хороших людей угостит, они его еще больше уважать будут. Я ж свою водочку на березовом соке делаю и на смородиновых почках настаиваю.

Женя поколебалась, но бутылку взяла. Вернулась к палатке и положила подарки внутрь у входа. И тут же увидела большой термос. Сергей, уходя утром, вероятно, приготовил для нее чай.

– Меня, кстати, Ерофеичем зовут, – крикнул местный житель.

Женя, вынося из палатки термос, стаканы и пакет с купленными вчера по дороге круассанами, спросила:

– Чаю со мной выпьете?

– Можно немножко. Чай – вещь полезная, – согласился Ерофеич. И подтвердил свои слова народной мудростью: – Чай не водка, много не выпьешь.

Солнце поднималось из-за Ладоги, и первые его лучи отразились в темной воде залива. Женя наливала гостю уже третий стакан чая.

– Плохо, конечно, что ты не Валькина жена, – вздохнул Ерофеич. – Он очень хороший человек, а вот с бабами ему не везет с самого, можно сказать, детства.

– Какие же бабы могут быть в детстве? – улыбнулась Женя.

– Э-э, – покачал головой Ерофееч, – не права ты. С детства в нас все и заложено, как ученые академики говорят. Если у кого в детстве или в ранней юности с любовью все хорошо было, то и потом так же гладко складывается.

– Это спорное заявление, – возразила Женя, вспомнив свой личный опыт. – Бывает, что у мужчины или у женщины ничего не складывается годами, а потом раз – и в один миг счастье.

Местный житель задумался, словно пытаясь осмыслить только что услышанное, и неожиданно произнес:

– Ты сама сейчас сказала: мужчина или женщина, то есть разные, если можно так выразиться, люди. Так вот слушай: люди действительно разные, и делятся они не на мужчин и женщин, а на плохих и хороших. Хорошие – это вроде нас с тобой, а плохие – совсем наоборот. Сначала думаешь про такого человека, ну, про плохого, и не понимаешь, что он творит, а потом как жахнет мысль в голову: так он же негодяй и подлец – зачем же я с ним, как с человеком, делюсь сокровенным и вообще… Вот Валек, друг мой, к примеру, которого я чаял здесь сегодня увидеть, он человек, и человек с большой буквы, как сказал один умный писатель. Мне, предположим, пятьдесят пять лет…

– А сколько на самом деле? – поинтересовалась Женя.

– На самом деле пятьдесят восемь, – признался Ерофеич. – А когда было сорок, мы и познакомились. Вот прямо в этих местах благословенных. Иду я по лесу и вдруг слышу: бах! бах! бах! Стреляют, стало быть. И стреляют не из ружья, а из пистолетов вроде. Ну, думаю, что тут за чудеса – кто это с пистолетом охотиться вздумал? И снова: бах-бах-бах. Но уже ближе. Я вот тут как раз на утес поднимался, только здесь раньше еще подлесок присутствовал. И вдруг за кустами слева от меня пробежал кто-то. Смотрю – пацан несется. А за ним какие-то парни здоровенные. Ну, думаю, мальчишечка, конец тебе настал. Ведь там, куда бежишь, обрыв и залив внизу наш Куркийокский. Вырваться оттуда ну никак невозможно. Короче, я за ними. С ружьем я тогда охотился, ага, решил уток пострелять. Дробью, конечно, против пистолета не отобьешься, но попугать тех гадов можно было. И я в гору побежал. Но опоздал. Смотрю из-за дерева – паренек на краю обрыва стоит, а четверо его обходят. Собираются схватить. Что говорят ему, мне, правда, не слышно было. И вдруг паренек повернулся – и вниз сиганул. Те четверо бросились к краю и остолбенели. Видать, от высоты обалдели. Потоптались немного на краюшке и ушли. А у меня аж сердце колотится от жалости, думал, разбился мальчик о воду и потонул. Какая уж тут охота – пошел домой. Достал бутылочку, ага, решил пацана утонувшего помянуть. Налил себе рюмашку-другую. Вспоминаю, как он бежал, как прыгнул вниз… Не местный был, точно. Городской, судя по одежде. К вечеру ближе я за дровами потопал. Гляжу, за поленницей кто-то прячется. Крикнул: «Выходи, кто тут есть, а то щас с ружья тебя достану!» Ну и вышел тот самый пацан, мокрый весь. Пошли в дом ко мне, и пару недель он у меня жил.