Подтяжка - Патрик Санчес

— У меня своя компания, мы занимаемся финансовым планированием.

— Ого. Надо бы попросить тебя проинспектировать мои финансы.

— Легко.

Мы наслаждаемся вечером. Оуэн очарователен, я млею, уже только глядя на него. Он выглядит настоящим мужчиной и кажется человеком с достоинством — такого, как он, можно прямо сейчас посадить читать новости на «Си-эн-эн». Поедая тайские роллы, мы болтаем о работе. Пережевывая туна-татаки[34], он рассказывает мне о том, как рос в Пенсильвании, а я под пад-тай[35]— о своем детстве в Нью-Йорке. К тому моменту, как подали десерт из сладкого риса и манго, я запала на этого мужчину окончательно. Чем-то он отличается от всех остальных, с которыми я когда-либо встречалась… То ли дело в его зрелости, то лив уверенности, которой он так и светится, но я чувствую к нему влечение, которого ранее не испытывала ни к кому.

На выходе из ресторана нам приходится маневрировать, пробираясь сквозь толпящийся в баре народ. Я иду позади Оуэна и могу только догадываться о том, на что направлен его взгляд. Может, он ощупывает глазами шлюху в облегающем черном платье, что потягивает у стойки яблочный мартини, или разглядывает молоденькую блондинку, сидящую у суши-бара, не упустившую случая приодеться в «Вандербра». Среди этой публики я чувствую себя довольно комфортно. Почему бы нет? Выгляжу я хорошо. В тенденциях моды разбираюсь. Но осознание того, что дни молодежных развлечений для меня давно прошли, удручает.

По пути домой мы делимся впечатлениями от вечера и договариваемся встретиться вновь. Мне нравится общаться с Оуэном, но сейчас я чрезвычайно озабочена решением сделать пластическую операцию. Как мне выбрать врача? Когда удастся выделить на это время? Сколько будет стоить операция? Хватит ли мне отпуска, чтобы привести себя в порядок?

Доехав до моего дома, Оуэн паркуется у обочины и настаивает на том, чтобы проводить меня до квартиры. Мы идем от лифта к двери, и тут между нами повисает неловкое молчание, напоминающее мне о свиданиях, на которые я ходила в старших классах школы. В воздухе звенит напряжение — ожидание того, что случится дальше.

— Это правда был прекрасный вечер, — говорит он, когда мы останавливаемся у двери.

— Я тоже так считаю.

— Так я тебе позвоню?

— Конечно.

Снова неловкая пауза. Остается гадать, поцелует ли он меня.

— Что же… — недоговаривает он, наклоняясь ко мне.

Я ожидала поцелуя, но вместо этого он слегка меня обнимает. Когда мы отстраняемся друг от друга, я стараюсь скрыть разочарование.

— Спокойной ночи, — произносит он.

— Спокойной ночи, — я поворачиваюсь и вставляю ключ в дверь, думая о том, чем бы занять остаток вечера. Мы вроде прекрасно провели время. И дружеские объятия — это все, что я заслужила? Возможно, он не любит спешить. А может, не заинтересовался настолько серьезно, чтобы поцеловать меня, и решил не подавать ложных надежд. Но тогда почему он сказал, что позвонит мне? Что происходит? Это просто свидание. Я постоянно встречаюсь с мужчинами и более двух раз о большинстве из них не вспоминаю. «Что же в этом мужике такого, что я так разволновалась?» — спрашиваю себя, отпирая дверь квартиры.

Прошло несколько часов с тех пор, как доктор Клейн сообщил мне, что операция на ягодицах будет стоить невероятных денег — семи тысяч долларов. Господи, какое огорчение, ведь собрать подобную сумму в обозримом будущем не представляется возможным. Что же, я предпринимаю то, что всегда делаю, когда волнуюсь из-за нехватки средств, — отправляюсь по магазинам. Конечно, я не собираюсь ничего покупать. Вообще-то, я и не могу ничего купить — терминалы по обработке кредиток и система обязательной проверки платежеспособности позаботились об этом. Но несколько часов, занятых примеркой дорогой одежды и фантазиями по поводу того, как хорошо в этих костюмах будет выглядеть моя новая имплантированная попка, мне не помешают.

Я еду в «Галлериа», что в Маклине в Виргинии — это, наверное, самый дорогой торговый центр в округе: внутри только «Сакс» и «Нейман Маркус», бутики, ювелирные магазины, и их посетители, конечно же, белокожие люди. Всякий раз, когда я приезжаю сюда, мне кажется, что я попала в страну арийцев. Кроме сотрудников, представителей расовых меньшинств здесь почти нет, а те, что есть, — выходцы из Азии или Ближнего Востока. Однако, как бы там ни было, если черной сестричке надо примерить дорогущую одежду, ей следует ехать сюда. От других афроамериканцев я слышала, что в дорогих магазинах за ними по пятам ходят охранники, но у меня такой проблемы никогда не возникало. Да, бывало, я встречала заразу-продавщицу, но нельзя сказать точно, вела она себя как стерва из-за того, что я чернокожая, или из-за того, что она… в общем… стерва по жизни. Ни с чем более неприятным, чем обычное равнодушие, я не сталкивалась, может, оттого, что выгляжу, словно я здесь своя в доску. Вот сегодня, к примеру, на мне надет костюм от «Тахари», шелковая водолазка «Шарль Нолан» и остроносые туфли «Миу Миу». Весь ансамбль стоил мне около тысячи долларов — тысяча долларов, канувшая, словно в Лету, в море моего долга по кредиткам, который даже не знаю, как и когда буду выплачивать.

Только что я вышла из отдела «Бербери», где мерила чудесную полосатую юбку и шерстяной тонкий свитер-водолазку. Все, о чем я думала, крутясь перед тремя зеркалами, это насколько лучше смотрелась бы на мне эта юбка, если бы зад был «выразительней». Несмотря на несовершенство фигуры, сочетание юбки со свитером привело меня в восторг. Но, учитывая, что в моем кошельке до зарплаты осталось целых семнадцать долларов, а одежда стоит около семисот, все, что мне остается, — это снять ее и вернуть продавцу. Всего несколько лет назад я бы взяла юбку, свитер, оплатила бы их кредиткой одного из небольших банков, таких карт у меня было в избытке. Да только эти банки давно аннулировали мои счета, а новые не горят желанием сделать меня своим клиентом.

Не знаю, как и когда все в моей жизни пошло наперекосяк… хотя, может быть, и знаю. Наверное, все понеслось по наклонной после моей первой пластической операции — я тогда уменьшила губы. Даже в детстве у меня были огромные губы, вовсе не такие, как у Куин Латифы или Анджелины Джоли. Они были невероятно крупными и уродливыми: верхняя заворачивалась наружу, открывая огромный кусок розовой внутренней стороны, а нижняя свисала вниз, словно мокрая тряпка. В детстве ни дня не проходило без того, чтобы надо мной не подшутили ровесники. Насмешки детей, как правило, очень злые и жестокие. В лучшем случае, на меня, слывшую дурнушкой, не обращали внимания. Неудивительно, что, повзрослев, первым делом я изменила форму и размер своих губ. Послеоперационное восстановление было довольно болезненным, но результат хирургического вмешательства сделал меня счастливой. Впервые в жизни я не чувствовала себя страшилой.