Дело по обвинению. Остров Медвежий - Эван Хантер

А в двадцать седьмом участке только сто восемьдесят пять полицейских да восемнадцать сыщиков. И от них ждут, чтобы они помешали этим ордам резать друг друга, одурманиваться наркотиками, взламывать квартиры, скупать краденое, сводничать и заниматься проституцией! Это же невозможно! Да будь у нас достаточно полицейских, от этих банд и следа бы не осталось. Мы задали бы таким ребятам жару, посмей они только взглянуть на кого-нибудь косо! Хорошая взбучка дубинкой и половина из них сразу бы исправилась.

– Возможно, сказал Хэнк.

– Тут не может быть никаких «возможно». Эти ребята все поголовно мразь, сявки. А я еще не встречал сявку, которая не распустила бы нюни, если ее разок стукнуть. – Помолчав, он добавил: – Мы идем в бильярдный зал на Второй авеню. Дом наверняка там околачивается.

– Следовательно, вы считаете, – сказал Хэнк, – что стоит нам только взяться за дубинку – и с детской преступностью будет покончено?

– Вот именно. Не нянчиться с ними больше, а задать им хорошенько. С каких это пор психиатры стали решать, что хорошо и что плохо? Преступник – это преступник! У нас хватает психов в сумасшедших домах и нечего каждого вора оправдывать, что он, дескать, неуравновешенная личность! Все мы неуравновешенные – и вы и я. Все мы свихнувшиеся, каждый на свой лад, но это не мешает нам уважать законы. Разбить им всем башки – вот единственный выход! Если какая-нибудь мразь позволит себе лишнее – под замок его и вся недолга. – Через несколько минут Ганнисон вновь заговорил: – Ну, мы пришли. Сейчас вы познакомитесь еще с одной мразью – его следовало бы засадить, когда ему стукнуло шесть лет.

Доминика они увидели за бильярдным столом у задней стенки зала. Он молча кивнул лейтенанту, составил пирамидку и разбил, но неудачно. Оглянувшись, сказал:

– Дерьмовый удар!

– Это прокурор, Дом, – объяснил Ганнисон. – Он хочет с тобой поговорить. Хочет послушать то, о чем ты рассказал мне.

– Да? – Дом посмотрел Хэнку в лицо. – Вас как будто избили, мистер Белл? – спросил он.

– Не умничай, мразь ты этакая, – вмешался Ганнисон. – Ты же читаешь газеты. Расскажи-ка лучше мистеру Беллу все то, о чем рассказал мне.

– Ладно, – сказал Дом.

Он был очень невысок, зато плечи у него были широкие, а шея – толстая. От него веяло бычьей силой. И хотя в ухе у него блестела золотая серьга, она не придавала женственности его лицу. И каковы бы ни были его слабости (например, он очень плохо играл на бильярде), в нем чувствовались качества, необходимые вожаку. В присутствии лейтенанта полиции и прокурора он продолжал гонять шары с невозмутимостью нефтяного магната, принимающего гостей в своем калифорнийском имении. Промахнувшись по двум шарам подряд, он внимательно осмотрел кий, сказал: «Ну, так и есть, кривой!» и, подойдя к стойке, взял новый. Неторопливо вернувшись к столу, сказал:

– Так значит, вы тоже хотите послушать?

– Да, – ответил Хэнк.

– М-м, – произнес Дом, снова ударил по шару и опять промахнулся. Новый кий, видимо, не улучшил его игру.

– Вы знаете, кто я? – спросил он. – Я Великий Дом. – Помолчав, добавил: – Пятый шар в боковую! – И снова промахнулся. – Стол покосился, – сказал он. – Да и пол неровный.

– Я слышал о вас, – сказал Хэнк.

– Обо мне все слышали. Мое имя было в газетах шестнадцать раз.

Он вытер нос указательным пальцем, присел, рассчитывая очередной удар, сказал «восьмой в угол» – ударил и промахнулся.

– Вы знаете, почему меня называют Великий? – спросил он, выпрямляясь.

– Ладно, оставь эти шуточки, – перебил Ганнисон. – Мистер Белл человек занятой.

– Меня называют Великий, потому что я мозгляк, – сказал он и засмеялся. – Но все знают, что тому, кто назовет меня мозгляком, не жить. – Он снова засмеялся. – Да, не жить. Вот поэтому меня и называют Великим.

– Ты тертый калач, – саркастически сказал Ганнисон. – Расскажи мистеру Беллу свою историю, пока я не сломал кий об твою голову!

– Знаете, мистер Белл, ребята, которых вы хотите отправить на электрический стул, очень хорошие ребята.

– Они совершили убийство, – сказал Хэнк.

Дом пожал плечами:

– Очень хорошие ребята часто убивали – в истории об этом полно. Вот на войне, чем больше людей вы убиваете, тем больше получаете за это медалей. От этого вы же не становитесь хуже?

– А почему вы считаете, что именно эти три мальчика – хорошие ребята?

– Потому что у них есть мужество, – сказал Дом. – На них можно положиться. Такие не станут увиливать, когда надо драться с другим клубом. Все они ребята что надо.

– А Дэнни Ди Паче – «альбатрос»?

– Нет. Дэнни в наш клуб не вступал. – Он внимательно посмотрел на стол, сказал «двенадцатый в угол!» – и промахнулся. – Дэнни у нас в клубе не состоял. Но, когда мы дрались, он всегда был с нами. Он нас никогда не подводил. Можете поверить мне, он парень хороший.

– Который вместе с двумя другими хорошими парнями убил Рафаэля Морреза?

– А может Морреза стоило убить! – заметил Дом. – Что он, по-вашему, ангелом, что ли, был?

– Он был слепой, – сказал Хэнк.

– Ну и что? Раз он слепой, так он, по-вашему, ангел?

– Давай рассказывай, – сказал Ганнисон. – Не можем же мы прохлаждаться тут весь день.

– Ну, ладно, ладно! – сказал Дом и положил кий. – Это было весной. Ребята из нашего клуба путались с испанской девчонкой. Ну и «всадники» пронюхали об этом. Девчонка эта им была до лампочки. Но тут они, конечно, не стерпели. И мы встретились – я и Фрэнки, Дьябло и Гаргантюа. Потому что у нас как раз было перемирие. Мы же не все время деремся. Что нам, делать больше нечего, что ли?

– Ну а дальше?

– Мы стали договариваться, где и когда будем драться, только никак не могли договориться и постановили встретиться с ними еще раз на другой вечер и обсудить все заново. Но только этим испанцам нельзя ни в чем доверять, они все такие, что родную мать избить недорого возьмут. Ну и в тот же самый вечер, сразу после встречи, то есть когда еще ничего не было решено, где будет драка, в тот же самый вечер...

* * *

Теплый весенний вечер в Гарлеме. На крыльце дома сидят семеро «альбатросов»: Великий Дом, Дьябло, Бэсама, Ловкач, Рирдон, Апосто и Кончо. Вместе с ними на крыльце сидит и Дэнни Ди Паче. Ребята пускают по кругу бутылку дешевого вина. Сидящие рядом девушки от вина отказываются, но не потому, что вообще не пьют, а только потому, что не хотят пить у всех на глазах. Кроме того, девушки в этот