Криминал на лабутенах - Дарья Калинина

Мариша и Милорадов выслушали этот рассказ с каменными лицами. А когда Заболотников закончил, следователь спросил:

– Скажи, а этот Анджик не просил у тебя отцовскую «Ауди» раньше?

– Как же не просил? – прогудел Заболотников-младший. – Стоило только мне про нее сказать, как он меня изводить начал. Дай покататься, и все тут.

И взглянув на следователя, растерянно спросил:

– А почему вы спрашиваете?

– Нет-нет, – безразлично откликнулся следователь, пряча от парня улыбку в усы. – Так просто.

Как следователю, так и Марише было ясно, что недалекий, глуповатый Андрей сам стал жертвой жестокого розыгрыша своего приятеля. Эти игроки в покер были дружками Анджика, который уговорил их подыграть ему. Ребята просто-напросто развели доверчивого Андрея, выманив у него «Ауди» отца. И теперь на этой машине раскатывает совершенно спокойно сам Анджик, а недотепа Заболотников еще и переживает за жизнь друга.

Так как Заболотников сам признавался, что искать Анджика в «университете» было бы бесполезно, тот занятия не посещает, то сыщики начали измышлять другие пути, чтобы выйти на афериста. Заболотников уверял, что такие загулы случались у его приятеля и раньше, частые отлучки были вполне в характере Анджика, он мог неделями не показываться на лекциях, но каким-то образом сдавать сессии без особых проблем. В то же время сам Заболотников, хотя и прогуливал куда меньше приятеля, до сих пор не мог распрощаться со вторым курсом. Даже в их «университете» с более чем скромными требованиями преподаватели не соглашались ставить удовлетворительные оценки совсем уж тупому студенту.

– Как же нам его найти?

– Попробуйте к нему домой смотаться, – предложил Заболотников.

– Давай адрес.

– Адреса у меня нет, но есть домашний номер. По номеру ведь можно место, где этот телефон установлен, вычислить.

Ну хотя бы это он знал.

– Ты какой специальности обучаешься?

– Экономика планирования, – тоскливо вздохнул Заболотников, чья круглая физиономия однозначно говорила, что тоскует он не по финансовым дебрям, а по сдобным булкам.

В кулинарный техникум ему нужно было поступать, вот где призвание такого недалекого парня. Пек бы себе булки и горя не знал. Беда иных людей в том, что они стремятся к тому, к чему совершенно не имеют личной пригодности.

Когда они уезжали, Мариша заметила:

– Все-таки страшно, если такие экономисты пополнят ряды наших финансовых структур.

– Не пополнят. Там же не глупые люди работают, разберутся. Отправят парня доучиваться или лучше переучиваться.

Но Мариша все равно переживала. А ну как богатый папаша сумеет разыскать влиятельного дружка, который и спротежирует Заболотникова-сыночка на какую-нибудь ответственную должность? Что тогда? У нас в стране, увы, еще очень многое делается по знакомству или, попросту говоря, по блату. Когда-нибудь получит Заболотников-сын свой диплом, возгордится его папаша и устроит сыночка на теплое местечко. А что? Диплом-то есть, а там небось четко будет написано «экономика планирования».

– Ведь это же страшно подумать, чего может напланировать и насчитать такой вот финансист.

– Да уж, мировой экономике в ее нынешнем состоянии такой дополнительный балласт явно не нужен.

– Будем надеяться, что к тому времени, как Заболотников-младший получит в конце концов свой диплом, кризис закончится и экономика после появления на арене такого нового специалиста устоит.

Адрес Анджика удалось выяснить быстро. Один звонок Милорадова в отделение – и пожалуйста. Правда, в отделении выразили вежливое недоумение по поводу того, почему товарищ старший следователь изволит отсутствовать на своем рабочем месте, когда к нему рвется куча посетителей. Но у Милорадова был готов ответ.

– В нашем деле об убийстве в школе появилась новая версия. Я хочу лично с ней разобраться.

На душе у Милорадова было муторно. Он и самому себе не мог дать логического объяснения, какого черта поперся с этой дамочкой дальше по ее делам. Даже если связать преступление в школе со смертью отца Мариши, все равно с ней можно было бы послать оперативника, даже двоих, если понадобится. Но ехать самому… в его годы, при его положении, нет, Милорадов не мог найти подходящего объяснения своему поведению.

К счастью, Анджик жил на улице Карбышева, совсем недалеко от учебного центра, который как-то язык не поворачивался назвать университетом. Маленькая и тихая улочка, в летние месяцы она буквально утопала в густо разросшейся зелени – кустах акации, тополях и липах с раскидистыми кронами. Но сейчас, несмотря на аномально теплый декабрь, когда даже некоторые вишни покрывались бутонами, деревья вдоль улицы стояли голые, так что улица лишилась значительной порции своей привлекательности.

В равной степени и дом, к которому прибыли сыщики, тоже не мог быть гордостью обитающих тут людей. Дом был построен в последние годы пребывания у власти Никиты Хрущева, и одним этим все было сказано. Домишки были плохонькие, метко обозванные в народе «хрущобами». Некоторое время назад администрация города задумалась, что же делать с этими домами, которые вроде как еще стояли, но в то же время внутренние коммуникации в которых пришли в полнейшую негодность.

И кому-то пришла в голову гениальная мысль:

– Сносить не станем, лучше мы их реконструируем!

И пока остальные приходили в себя от неожиданного решения, тот же гений фонтанировал идеями дальше:

– Сверху обошьем панелями, стеклопакеты поставим, трубы поменяем, проводку, конфетка получится, а не здание. И расселять никого не нужно, все работы проведем поэтапно. Ничего, посидят граждане несколько дней без горячей или даже холодной воды, небось не баре, нашим россиянам к такому не привыкать. Зато потом сразу же окажутся в роскошных хоромах!

Не оказались…

Дома, которые были спроектированы в трудное для страны время, когда по истечении десяти лет после окончания Великой Отечественной войны страна еще не до конца зализала свои раны, эти дома были малопригодны для проживания в понимании современного человека. Нет, для человека конца пятидесятых, который последние десять лет ютился где-нибудь в полуподвальном помещении, впятером с тещей, женой, двумя дочерями и сам с открытой формой чахотки в одной жалкой двенадцатиметровой комнатушке, трехкомнатная хрущевка могла показаться настоящим раем. Детей в одну комнату, сами в другую. И даже для тещи имелась комнатка, которая именно так и называлась – тещина.

Но… с тех пор минули годы и десятилетия. Выросли новые поколения советских, а потом и российских граждан, которые, наездившись по заграницам, совершенно не желали нынче касаться головами потолков и не понимали, как это кухня в пять квадратов может казаться нормальной. Одним словом, пусть и реконструированная, но хрущевка оставалась самой собой.