Девочка из Франции - Жужа Тури

«Шестой «А»… «Шестой «Б»… «Восьмой «Д»… Ну, а теперь куда же? Ее остановили было две девочки с повязками на рукавах, спросили о чем-то, но Жанетта, надменно закинув голову, пошла дальше, словно ничего не видела и не слышала. Она свернула в другой коридорчик. Тихое жужжанье голосов, доносившееся из-за дверей, усиливалось, когда в класс входил кто-нибудь. Какое огромное здание, сколько дверей, какие широкие коридоры! Окна высокие, чуть не от пола до потолка, в них вливается свет зимнего утра…

Нужно признать, что трепарвильский монастырь — настоящая тюрьма по сравнению с этой школой. Там царит полумрак, все ступают крадучись, опускаются на колени перед святыми; тихо перебирая четки, там бесшумно скользят призраки в черных одеяниях и белых накидках; дети скучены в тесных и темных классах… И все-таки Жанетта с тоской вспомнила сейчас о былых зимних утренних часах.

Из конца коридора доносился особенно сильный шум.

«Седьмой «Б», — прочитала Жанетта на последней двери, и сердце ее заколотилось. Услыхав за спиной шаги — наверно, одна из дежурных с повязкой на рукаве, — она торопливо нажала ручку двери и вошла.

Жанетту никто не заметил, и она всё стояла в своем парижском пальтишке с золотыми пуговицами, в красной, сдвинутой на затылок шапочке, из-под которой выбивались мелкие черные локоны, а перед ее глазами, словно в густом тумане, смутно колыхались пестрые пятна и вырисовывалось какое-то странное шествие.

Одна девочка двигалась впереди, в спину ей упиралась голова другой согнувшейся фигурки, а на ее согбенной спине восседала третья девочка.

— Караван, сюда! — взвизгнул чей-то голос, и шествие проследовало к кафедре, поднялось на нее и, обогнув учительский столик, спустилось с другой стороны. — Караван, сюда! — послышался тот же повелительный голос, и странная компания двинулась теперь между двумя рядами парт.

Но покорный до сих пор верблюд вдруг заупрямился; засопев, вздыбился, и покачивавшаяся на его спине девочка под громкий хохот зрителей скатилась на ближайшую парту, расшвыривая книги и тетради.

— Если вы не прекратите шалости, я скажу тете[16] Ирме! — раздался чей-то энергичный голосок. — Садитесь по местам и покажите ваши тетради!

Участники «каравана», все еще смеясь и задыхаясь, уселись за парты. Обладательница энергичного голоса, высокая, стройная девочка с такими блестящими и гладко причесанными волосами, что они казались словно приклеенными к голове, подошла к каждой из них и перелистала тетради.

Шепелявый, тягучий голос, показавшийся Жанетте знакомым, заныл:

— Уж ты сразу же готова наговорить на человека, Шоймоши!.. А знаешь, как у меня вчера голова болела… Да я все это за пять минут напишу…

Девочка с гладко причесанными волосами ответила:

— Как в караван играть, так у тебя голова не болит! Вечно ты портишь нам показатели, а потом нытья не оберешься!..

Небольшая группа девочек, негромко разговаривая, стояла у печки; другие, склонившись над партой, быстро писали что-то или читали, тихонько бормоча слова. Шепелявая девочка, пожав плечами, достала из портфеля бутылку с молоком и стала пить. В этой девочке все казалось каким-то непомерно длинным — ноги, руки, тонкие губы; это она-то и назвала накануне Жанетту «фасонистой». Прозвенел звонок, и кто-то сказал:

— Смотрите, француженка уже пришла!

Жанетту вдруг окружили, и она сразу попала под перекрестный огонь любопытных взглядов.

Все заговорили разом, все обращались к Жанетте, но, увидев, что она стоит неподвижно, не улыбаясь, кто-то махнул рукой:

— Да ведь она ровнешенько ничего не понимает!

— Уж не собирается ли она до вечера простоять здесь в пальто?

— Стащить с нее пальто!

Жанетта чуть отступила назад, прислонилась к стене и стала смотреть поверх окружавших ее голов в окно, на смутно вырисовывавшиеся в сером тумане голые деревья школьного сада. Пусть только попробуют прикоснуться к ней! Вокруг шумели взбудораженные девочки.

— Ну, теперь единицы посыплются пачками! Ведь она и человеческого языка-то не знает!

— Чего вы пристали? Научится! Корейские и греческие ребята тоже в венгерские школы ходят!..

И так далее и так далее. Вокруг Жанетты, переплетаясь, раздавались доброжелательные и враждебные реплики. Девочки разглядывали ее пальто и крошечную красную шапочку, сдвинутую на затылок. Вдруг певучий, совсем еще детский голос произнес:

— Ты что так перепугалась? Мы ведь только шумим, не откусим же мы тебе нос! — Девочка неожиданно схватила вяло повисшую руку Жанетты и сильно потрясла ее. — Я Мари Микеш. А тебя как зовут?

Жанетта молча посмотрела на нее и недоуменно пожала плечами.

— Новак! — крикнула девочка. — Иди сюда, у тебя же бабушка француженка!

Другие тоже стали звать: «Новак, Новак!» И наконец со своего места неохотно поднялась длиннорукая и длинноногая Бири Новак, вожак «каравана». Кто-то подтолкнул ее, и она подошла медленно-премедленно, от растерянности едва волоча ноги. Ее горбатый нос покраснел от волнения.

— Спроси, как ее зовут! — распорядилась Мари Микеш, тоненькая, хрупкая девочка с хорошеньким личиком, обрамленным светлыми и пушистыми, словно облачко, волосами.

Бири Новак, заикаясь, попробовала отказаться: пусть ее оставят в покое, она уже отвыкла, она была совсем маленькой, когда умерла бабушка. Но Мари Микеш не уступала:

— Ты же хвасталась, что дома разговариваешь с мамой по-французски!

— Ну, говорим иногда…

— Так и сейчас говори! — сказала черненькая круглолицая девочка с густыми бровями.

— Спроси, как ее зовут! — прошипела ангелоподобная Мари Микеш и сердито топнула ногой.

Какая-то молчавшая до тех пор девочка толкнула Новак к Жанетте, и та начала наконец, заикаясь:

— Ton nom… Твое имя…

Губы Жанетты чуть тронула насмешливая улыбка, но на прямо поставленный вопрос нужно было ответить. Чистым и звонким голосом, мягко раскатывая звук «р», она сказала:

— Жанетта Роста́.

Кто-то тихонько хихикнул.

— Жанетта Роста… Какое странное французское имя! — сказала какая-то девочка и локтем подтолкнула свою соседку.