Только для мертвых - Владимир Васильевич Гриньков

– Ой, не верю! – покачала головой Хельга.

– Точно! Я с ней ничего не мог поделать. Мама моих подруг одну за другой выставляет, а я потом перед каждой извиняюсь.

– Стыдно бывало, да?

– Неприятно, конечно, – признался Воронцов. – Когда сам бросаешь – одно дело. А вот когда после скандала, устроенного матерью, расстаешься…

– Я тебя насквозь вижу, – неожиданно сказала Хельга.

– Поделишься?

– А как же. Ты, наверное, рос без отца.

– Да.

– Для тебя всегда старшая – женщина.

– В общем, да.

– Маму привык слушаться, – понимающе сказала Хельга.

– И это так.

– Ты просто ищешь замену своей матери. Тебе нужна женщина, которая тебя направляла бы и подстраховывала.

– Очень может быть.

Хельга перевернулась на бок, чтобы видеть его лицо.

– Ты действительно очень интересный экземпляр, честное слово. Я таких почти и не видела никогда прежде.

– Чем же я так интересен? – осведомился Воронцов.

– В тебе грязи нет, агрессивности – ты и не знаешь, наверное, что это такое. Сбежал на край света только для того, чтобы от своих компаньонов отдохнуть. Но о том, чтобы при этом их деньги прихватить, – ни-ни.

– Это не доблесть.

– Это доблесть, Саша. По нынешним временам почти подвиг.

– А какого ты меня больше любишь?

– То есть? – не поняла Хельга.

– Такого, который с миллионами? Или чтобы я обязательно был бессребреник?

Хельга рассмеялась:

– Ты угадал, Саша. Бедный и при этом незакомплексованный мужчина – моя почти несбыточная мечта.

– Все шутишь, – буркнул Воронцов.

– Ничуть. Сейчас я серьезна, как никогда.

Глава 37

Едва солнце потянулось к верхушкам пальм, Воронцов и Хельга без промедления вернулись в дом. Хельга со звучным щелчком закрыла замок, и этот стук ее будто насторожил. Она подняла голову и посмотрела на Воронцова. Похоже, что они думали об одном и том же. При солнечном свете все неприятности забывались, но едва близкий вечер напомнил о прошлой ночи, вчерашняя тревога вновь проснулась.

Они поужинали, почти не разговаривая. Хельга выглядела невозмутимой, но он понимал, что она вслушивается в звуки, доносящиеся из рощи. Когда Воронцов попытался открыть окно, Хельга быстро сказала, не поднимая головы:

– Не надо этого делать!

– Жарко.

– Включи кондиционер.

Воронцов вздохнул и подчинился.

После ужина смотрели телевизор. Транслировался концерт неизвестной им рок-группы. Ребята с гитарами подняли невообразимый шум, и это даже действовало на нервы, но ни Воронцову, ни Хельге и в голову не приходило убавить звук, и оба они понимали почему. Опасались, что в наступившей тишине услышат вой неведомого зверя. Пока что можно было обманывать себя, думая, что вчерашнее было не более чем случайностью. Но если это повторится вновь – исчезнут последние остатки душевного спокойствия.

Концерт закончился.

– Пойдем спать, – предложила Хельга.

Она выглядела утомленной.

В спальне зажгли все светильники и тщательно, не оставив ни щелочки, опустили жалюзи. Хельга села перед зеркалом, всмотрелась в свое отражение, прикоснулась к лицу ладонями.

– Неважно выгляжу, – призналась она.

Воронцов ничего на это не ответил, потому что знал причину, а ему об этом совсем не хотелось говорить. Он лег в постель и молча наблюдал за Хельгой. Она, задумчиво вглядываясь в собственное отражение, втирала крем, массировала лицо. Видимо, привыкла за собой следить. Интересно, что это для женщин – мания или необходимость? Воронцов никогда раньше об этом не задумывался. А мысли тем временем сменяли одна другую, будто кто-то подбрасывал их Воронцову. Журналисток на своем веку Воронцов перевидал немало. Все они стараются себя поддерживать в форме, потому что, грубо говоря, отчасти тело их кормит. Если не дурнушка и ножку выставишь в нужный момент как-нибудь эдак, то и насчет интервью легче договориться, и информацию тебе выкладывают охотнее.

Хельга отставила баночку с кремом в сторону и теперь всерьез занялась массажем, явно по какой-то системе. Быстрыми и точными движениями рук она почти завораживала Воронцова.

А Потанин сказал, что никакая она не журналистка. Ошибся? Вряд ли. У него всегда был не глаз, а прибор ночного видения. И к тому же кому, как не журналисту, определить, коллега перед ним или так, сбоку человечек. Все как-то сразу выстроилось в голове Воронцова: и то, что он впервые увидел Хельгу у «Лас-Вегаса», имеющего не лучшую репутацию, и то, как она неизменно оказывалась подле него и за это право билась с необыкновенной настойчивостью, даже в какой-то момент пригрозив предъявить ему обвинение в изнасиловании, и то, что по приезде на островок Хельга напрочь забыла о своих журналистских планах и о статье для «Космополитена» даже не упоминает, а ее фотокамера так и лежит в чемодане, позабытая своей владелицей.

– Я вот тут подумал… – медленно начал Воронцов.

– Что?

Хельга даже не обернулась. Но Воронцов видел ее отражение в зеркале. И следил за реакцией.

– Ты ведь не журналистка.

Хельга замерла. Это был очень важный момент. Она могла ответить так или этак – Воронцов, как всегда, не мог предвидеть, как именно. Но она замерла. И тем выдала себя. Для Воронцова это было не меньшим потрясением, чем его слова – для Хельги. Он сам вряд ли намеревался заводить серьезный разговор – до этой вот секунды. А теперь выяснил, что, сказав наугад, не ошибся.

Хельга по-прежнему сидела неподвижно. Смотрела в зеркало и, наверное, сама заметила, что бледнеет.

– Ведь это правда? – спросил Воронцов.

– Да.

И она опустила глаза. Воронцов хотел продолжить расспросы, но не успел произнести ни слова – где-то за окном, совсем близко, раздался вой. Невидимый зверь тянул одну и ту же тоскливую ноту. Воронцов, не выдержав, бросился к окну и рванул вверх жалюзи, пытаясь увидеть неведомую тварь. И тотчас же вой оборвался. За окном было совсем темно. Ничего не рассмотреть.

Глава 38

Утром все было как обычно. Поднялись, позавтракали. Хельга не выглядела удрученной и не прятала глаза, но напряжение в ней чувствовалось.

После завтрака Воронцов вышел из дома и обошел его. Не было видно никаких следов – совсем ничего. В какой-то момент Воронцов поднял глаза и увидел Хельгу – она стояла у стены дома и исподлобья смотрела на него. В ее взгляде не было ни неприязни, ни неловкости, и Воронцову самому впору было растеряться – он не знал, что и думать.

– Пойдем на пляж, – предложила Хельга.

Длинные языки волн методично лизали белый песок. Воронцов разбежался и нырнул под набегающую волну, вынырнул и поплыл прочь от берега. Устал, перевернулся на спину и только теперь обнаружил,