Вишневые воры - Сарей Уокер

с ней и наше общение оставило тепло в моей душе, хотя саму Эстер я не видела.

И если ночью я жила в мире Белинды, в мире мертвых, то дни из-за недостатка сна проводила как в тумане. От яркого солнца и света в школе у меня болели глаза; я не понимала почти ничего из того, что говорили на уроках учителя, но они относились ко мне – убитой горем девочке – с пониманием. Пока они писали на доске уравнения, словарные слова или исторические даты, я мечтала хоть немного поспать. Сон был похож на постоянное шуршание мышки за стеной, только эта стена была у меня в голове. Скрип, скрип. Я слышала его весь день, но добраться до него не могла.

Однажды на уроке географии я услышала голос учительницы:

– Айрис Чэпел? – Звук доносился словно из глубин темного тоннеля. – Мисс Чэпел, вы хорошо себя чувствуете?

Девочки в классе засмеялись. Я открыла глаза и поняла, что уснула прямо на парте. Учительница отправила меня к директору – не для наказания, а потому что беспокоилась обо мне.

Директор школы, мисс Хокинс, когда-то была учителем истории, а недавно получила повышение.

– Говорят, ты засыпаешь на уроках, Айрис, – сказала она. Ей вряд ли было больше сорока лет, светлые кудрявые волосы до плеч, бронзового цвета платье, скрывающее фигуру, пояс из леопардовой кожи. Я посмотрела на ее руку – обручального кольца не было. Должно быть, как и Милли Стивенс, которая преподавала нам фортепиано, она выбрала для себя другую жизнь, не связанную с замужеством, – именно о такой судьбе для Эстер мечтала Белинда. Если бы Эстер пошла этим путем, она, возможно, сейчас была бы жива.

– Айрис? – сказала мисс Хокинс.

– Да? – ответила я, на мгновение забыв, где нахожусь.

– Мне сказали, что на уроках ты отвлекаешься и не слушаешь. Это правда?

– Наверное, да, – сказала я, глядя в темноту под ее столом, мечтая забраться в этот уголок и там уснуть.

– Я знала твою сестру, она училась у меня. Милая, добрая, умная девушка. Я очень сожалею о вашей утрате. Как ты справляешься?

Я пожала плечами.

Мисс Хокинс взяла со стола тонкую коричневую папку и пролистала те несколько страниц, которые там были. Видимо, это было мое личное дело, но как ученица школы мисс Сьюард для девочек я еще не успела себя проявить – ни с хорошей стороны, ни с плохой.

– Хочешь, я организую тебе встречу со школьным психологом?

– Я просто плохо сплю по ночам, только и всего, – сказала я, чтобы развеять ее беспокойство. – У меня всю жизнь бессонница, спросите кого угодно. – Я не очень умела врать, но ничего другого не оставалось.

– Понятно, – сказала она, закрывая папку. – Айрис, я все понимаю, но, если ты будешь и дальше так себя вести, мне придется позвонить твоей маме.

Я мысленно усмехнулась. Что ж, попробуйте, подумала я, стараясь не засмеяться вслух. До президента Трумэна и то будет легче дозвониться.

Мисс Хокинс пристально посмотрела на меня через стол, готовая вынести свой вердикт.

– Давай-ка я провожу тебя в комнату медсестры, и ты там ненадолго приляжешь, – сказала она, и меня захлестнула волна счастья.

Она привела меня в маленькую комнатушку без окон. У одной стены стояла белая медицинская кушетка, а на полках на стене напротив лежали бинты, бутылочки аспирина и упаковки гигиенических салфеток. Медсестра указала мне на кушетку, накрыла меня одеялом и сказала, чтобы я немного поспала. Дверь за ней закрылась, и я услышала их с мисс Хокинс разговор в коридоре.

– Это одна из девочек Чэпел, – сказала мисс Хокинс.

– Бедная малышка, – ответила медсестра.

– Вы не слышали, от чего умерла их старшая?

– Знакомый моего знакомого работает у доктора Грина в Беллфлауэре. Судя по всему, никто не знает, что с ней случилось. Какая-то загадка.

В коридоре послышался удаляющийся стук их каблуков. «Какая-то загадка», – повторила я про себя. Вот, значит, что говорят об этом у нас за спиной. Похоже, все догадываются, что Эстер умерла не от гриппа.

Я закрыла глаза и провалилась в глубокое забытье – без снов и призраков. Я плыла в темноте, и мне было хорошо и спокойно, пока не раздался голос:

– Айрис!

Я закричала. Не вздрогнула, не отпрянула, а громко закричала, как кричат дети в Хеллоуин. Мне показалось, что я лежу в своей спальне и меня зовет Эстер. Но это была всего лишь мисс Хокинс, которая пришла сказать, что учебный день окончен и пора идти домой.

У ворот стояла вереница автомобилей, и я была уверена, что в каждом из них, кроме нашего, за рулем были матери учениц.

– Садись быстрее, – сказала мне Доуви. – У меня в багажнике продукты.

– Значит, за мороженым мы не поедем? – спросила Зили, как будто такой вариант вообще рассматривался. Раньше в город нас возила Эстер, а когда ее не стало, мы совсем перестали ездить в кафе-мороженое и в кино. Зили тосковала по тем беспечным дням, но Доуви была слишком занята, чтобы еще и развлекать нас. Потеряв Эстер, мы как будто потеряли мать, а Розалинда была неспособна ее заменить.

Уроки у нас были в разных классах, поэтому о моем отдыхе в комнате медсестры никто не знал. По пути домой сестры оживленно обсуждали девочку, которая, как говорят, привела в столовую мальчика, за что ее отстранили от занятий. Это был скандал дня, так что моя беседа с директором в эфир сарафанного радио даже не попала.

Свернув на аллею, ведущую к дому, мы проехали под куполом густых ветвей; листья падали на лобовое стекло, и Доуви пришлось включить дворники. Изгиб дороги – и мое горло сжалось при виде дома: громада «свадебного торта» возвышалась перед нами во всем своем увядающем великолепии.

Сестры высыпали из автомобиля и, как обычно, убежали в дом, а я подождала, пока они скроются из виду, и снова пошла к участку – на этот раз заставив себя открыть калитку. Я положила портфель на землю и, скрестив ноги, села на холмик, служивший могилой Эстер. Под камнем я обнаружила листок с цитатой из стихотворения, выведенной рукой Каллы:

хранимые в груди, как розы в книге

генри уодсворт лонгфелло[12]

Я положила его обратно, радуясь тому, что Эстер навещаю не только я. Крокусов и георгинов больше не было; на их месте появился осенний букет розовых астр.

– Ты бы навестила маму, – обратилась я к Эстер, палочкой рисуя на земле круги. – Она волнуется за тебя.

В глубине души я понимала, что, если Эстер не придет в ближайшее время, клубок спокойного ожидания, в котором держала себя Белинда, начнет разматываться. Этот процесс уже начался: первые петли высвободились и сползли вниз.

Я положила под голову портфель, легла на спину и стала смотреть вверх, прислушиваясь к мягкому шуршанию опадающих листьев. Мои руки были скрещены на животе, как у Эстер, лежавшей прямо подо мной.

– Боже правый, что ты тут делаешь? – разбудил меня голос Розалинды. Открыв глаза, я с удивлением увидела, что уже стемнело.

Она взяла меня за руку, подняла с земли и повела в дом, сразу в столовую, где вся семья, включая Белинду, собралась ужинать.

– Я нашла ее за домом. Она спала на могиле Эстер.

– Ты вся перепачкалась, – сказала Зили, сморщив нос.

– Айрис, – сказал отец, – Что это на тебя нашло?

Я расправила на коленях салфетку, игнорируя его вопрос, тем более что ответа на него у меня не было. Воткнув вилку в свиную отбивную, я взглянула на Белинду. Она потянулась ко мне и извлекла веточку из моих спутанных волос.

– Ты ведь знаешь, что ее там нет? – сказала Белинда, и, хотя она говорила очень тихо, Розалинда, сидевшая на противоположном конце стола, тут же отреагировала.

– Так просвети же нас, мама, – сказала она. – Если Эстер нет в могиле, то где она?

– Ее тело покоится в земле, но сама она не там, – ответила Белинда.

Услышав «в земле», все перестали есть – кто-то отрешенно уставился в свою тарелку, кто-то посмотрел на нас с Белиндой. Мама выглядела так же, как и утром, – распущенные непричесанные волосы, бледно-серые круги под глазами.

– Знаешь, мама, – сказала