А в мечтах ты моя - Юлия Резник

– Избавь меня от интимных подробностей ваших забав, – захохотала Юлька, отчего Дуня чуть было не взвыла в голос.

– Я серьезно! Он… маньяк.

– Ты сейчас жалуешься или хвастаешься?

– Ну, все! Довольно, – вмешался Краснов, забирая телефон из рук Дуни. – Юль, прости, дорогая. Нам сейчас не до тебя.

Юлька захохотала и что-то ему ответила, Дуня не расслышала, что именно. Злясь на Семена, на всех их друзей, которые, будто не понимая, что их время с Красновым упущено, настойчиво пытались их свести, вцепилась побелевшими пальцами в край стола. Хоть убейте, она не могла втолковать, как взрослые люди могли вести себя так по-детски. Ну, ведь и дураку было понятно, что ничего из этого не выйдет! И дураку.

– Дунь…

– Что?!

– Расслабься. Правда. Я не кусаюсь.

– Ты выставляешь меня перед друзьями легкомысленной вертихвосткой. Я же буквально два дня назад приходила в их дом с другим мужчиной!

– Мне кажется, ты слишком сильно зациклилась на том, что о тебе скажут или подумают другие. Раньше ты была более смелой.

– Раньше я была молодой и глупой!

– А мне кажется, наоборот. Тогда тебе хватало мужества жить своей головой.

– Ты хочешь сказать – чувствами!

– Может быть. А что в этом плохого?

– То, что, поддавшись чувствам, можно влёгкую наломать дров.

– Или нет. Не попробуешь – не узнаешь. Так ведь? Что толку по сотому разу обсуждать одно и то же? Лучше расслабься и получай удовольствие. Вот… Присядь.

– Что ты планируешь делать?

– Налью нам выпить, затоплю печь, приготовлю обед… Как ты на это смотришь?

Отрицательно. Да только вряд ли его на самом деле волновали ее желания. Поэтому Дуня лишь пожала плечами.

– Я тебе помогу.

– Неужели ты научилась готовить? – поддразнил ту Краснов, извлекая кусок говядины из вакуумной упаковки.

– Нет, – испытывая непонятно откуда взявшееся смущение, будто она созналась в чем-то постыдном, Дуня открыла один из кухонных шкафчиков. – Но что-нибудь почистить или порезать смогу даже я. Вот, например, картошку.

– Я это сделаю быстрей.

– Потому что в армии тебе частенько доводилось дежурить по кухне?

– Нет, – Семен откинул темноволосую голову и рассмеялся. – В том месте, где я служил, такими глупостями не баловались. У бойцов были более серьезные задачи.

– Какие? Нет-нет, я не прошу выдавать мне какие-то секреты, – поспешила заверить Дуня, натолкнувшись на его внимательный взгляд. – Но если ты можешь что-нибудь рассказать, мне будет очень интересно послушать.

– Тогда начать, думаю, лучше с того, что стараниями твоего отца меня изначально отправили в самую жопу…

Дуня, которая взялась мыть овощи, замерла.

– В какую-то горячую точку? – спросила, чувствуя, как от ужаса немеет в затылке.

– Да нет. Что ты. Я имел в виду спецподразделения.

Час от часу не легче.

– Тебе было очень тяжело?

Семен помедлил, откупоривая бутылку. Бокалов не нашел, а потому по-простому налил в стаканы. Пододвинул Дуне, а проходя мимо, ласково провел по ее щеке пальцами:

– Тяжело мне было остаться без тебя. Может, меня и спасло то, что некогда было киснуть. В СИЗО я вообще не мог спать, а там… От усталости вырубался, стоило голове коснуться подушки. Потом меня заметили, пригласили кое-куда… Ну, и завертелось. Порежешь салат?

Так, в четыре руки, они приготовили обед. Вино разморило, ослабило контроль. И совсем скоро Дуня неожиданно для себя поняла, что такого тихого счастья не испытывала давно. А может, и никогда вовсе. В печи уютно трещали поленья, приготовленное Семеном мясо таяло во рту, мерзкий дождь сменился мокрым пушистым снегом, который очень быстро накрыл все вокруг белоснежным пуховым одеялом.

Он сказал, что хочет показать, какой может быть их жизнь. Очевидно, она могла быть такой. И, наверное, кому-то это могло показаться банальным. Но ведь и счастье, как уже поняла Дуня, довольно простая штука. И не зависящая от большинства тех факторов, что многим кажутся основополагающими.

В какой-то момент Дуня поймала себя на том, что ей даже не важно, что Семен говорит или рассказывает. В смысле, счастьем было уже то, что она могла вот так, разомлев от выпитого и от идущего от печи жара, слушать его низкий чуть хрипловатый голос. Смотреть, как шевелятся его губы, как под плотной, будто дубленой кожей прокатываются желваки, а на небритых щеках, когда он улыбается, образуются складки. По-новой его изучать. Открывать для себя его, повзрослевшего. Устоявшегося. Умного. Неожиданно начитанного и насмотренного. Наверняка другого, что бы он там ни говорил, но по какой-то совершенно необъяснимой причине все такого же ей родного.

И кто бы ей, материалистке до мозга костей объяснил, как такое возможно? Это протянувшееся сквозь бесконечность времени чувство?

– Хочешь, покажу тебе дом?

Ну, уж если поддаваться этому безумию, то по полной…

– Да. Конечно. Давай.

Дуня залезла в телефон. Открыла 3D визуализацию.

– Конечно, лучше бы смотреть на большом экране. Но уж как есть.

– Ничего себе. Я думал, ты мне покажешь какие-нибудь хитроумные чертежи, в которых я…

– Ничего не поймешь?

– Ну, почему же? Нас учат читать любые схемы.

– Зачем?

– Затем, что когда готовишь какую-нибудь операцию, обычно приходится работать именно с чертежами, – пояснил Семен и тихо добавил: – Это очень красиво.

– Обычно к таким проектам привлекаются дизайнеры интерьеров, но тут я делала все сама. Конечно, это все можно переделать под твой вкус.

– А здесь все и так соответствует моему вкусу.

Дуня уткнулась в изображение, чтобы не смотреть на Краснова. Сместила пальцем картинку. И вдруг поняла, что, вполне возможно, неосознанно и впрямь делала поправку именно на его вкус. На его вкус таким, каким он ей представлялся. Разве это не ужас? И разве это не доказательство того, что их история с Красновым её никогда до конца не отпускала?

– Рада, что тебе нравится, – сухо заметила она, сворачивая изображение.

– Очень. Говоришь, ты это все планировала для себя?

– Угу.

– Удивительно.

– Почему?

– Потому что, как мне кажется, это очень большой дом для тебя одной. Я насчитал, по крайней мере, две комнаты, которые можно было бы отвести под детские.

– Это – гостевые.

– А-а-а, – протянул Краснов, кажется, ничуть ей не поверив. Дуня хотела было возмутиться, но у нее снова зазвонил телефон.