Сгорая дотла - Эмма Скотт

гранитную барную стойку и новую сантехнику, чтобы придать немного элегантности.

Что идеально для Лос-Анджелеса, мой дом находился в нескольких минутах ходьбы от всех магазинов, ресторанов и бутиков на Оушен-авеню, набережной Третьей улицы и пирса Санта-Моники с его мерцающими огнями и огромным колесом обозрения, на которое я до сих пор не отважилась. Правда, я никогда не пользовалась преимуществами своего района: я слишком много работала, чтобы взять выходной, даже для прогулки по пляжу, да и в любом случае, уже больше года я жила у Дрю.

В моем коттедже было неопрятно и мрачно, поэтому я занялась тем, чтобы снова сделать его пригодным для жизни.

Я открыла окна, чтобы впустить океанский бриз и летнее солнце, и стряхнула годовую пыль с книжных полок, плоскоэкранного телевизора в гостиной и низкого квадратного журнального столика перед ним. Затем я пропылесосила, помыла окна и проветрила кабинет.

Закончив работу, я постояла посреди гостиной, размышляя, чем заняться дальше. Отпуск был для меня чуждым понятием. Даже выходные и праздничные дни обычно я посвящала работе. Завершая одно дело, приступала к следующему: на очереди всегда было одно или несколько дел, к которым нужно было готовиться.

Я покопалась в своем телефоне, удивляясь его молчанию. Никаких сообщений от Эбеда, никаких новостей о том, на какой стадии находились мои другие дела, никаких напоминаний от календаря о датах показаний, допросов, слушаний, встречах с клиентами или явках в суд. Тишина.

Время тянулось медленно.

– Ты что, шутишь? – пробормотала я себе под нос. – Почитай. Прогуляйся. Пройдись по магазинам.

«Навести Кори в больнице».

Эта мысль проскользнула в мой разум, как кошка в открытую дверь.

– Прогулка, – громко объявила я.

Когда-то давно я выбрала Санта-Монику в качестве места для покупки своего первого дома исключительно из-за Оушен-авеню.

– Так иди. И перестань разговаривать сама с собой.

Мой шкаф здесь был так же полон одежды, как и в доме Дрю. Я надела штаны для йоги, футболку и кроссовки – моя «выходная» униформа, сколько себя помню. Я сунула бумажник, ключи и телефон в сумочку и направилась к выходу. Я прогулялась пять кварталов от своего дома на Калифорния-авеню до Оушен-авеню, которая шла параллельно Тихому океану. В субботу в десять утра движение было относительно свободным, но было лето, и туристы шагали по живописному проспекту к пирсу Санта-Моники, где в это время года было оживленно.

Я прогулялась по Оушен-авеню, затем по Аризоне и побрела мимо магазинов и ресторанов на набережную Третьей улицы. Но тот факт, что я была одна, начал меня нервировать.

Я посидела в блинной за поздним завтраком с кофе, и мне было не по себе из-за ощущения, будто все наблюдают за мной и комментируют мое одиночество. Смешно, но я не могла от этого избавиться.

Отпуск на работе был настолько редким, что это было событие, которым следовало воспользоваться по максимуму. А я чувствовала себя ребенком на перемене, которому не с кем поиграть.

Но беспокойство переросло из простого сожаления об одиночестве в нечто худшее. Я нервничала. Чувствовала себя беззащитной. Машина дала задний ход, и я чуть не закричала.

Я протиснулась мимо счастливых парочек и компаний смеющихся друзей. Я пыталась сопротивляться, не поддаваться страху, но вместо того, чтобы пройтись по магазинам, например, заглянуть в книжный, я направилась домой. Я шла по бульвару Уилшир, намереваясь свернуть на Калифорния-авеню на Пятой улице, когда наткнулась на кондитерскую «Ваниль». Божественный запах теплой сладкой выпечки встретил меня на тротуаре, немного уняв мое беспокойство. Я остановилась у витрины, чтобы полюбоваться вкусной выпечкой. Кексы были маленькими произведениями искусства. Я часто угощала ими своих сотрудников после особенно изнурительной рабочей недели или когда у кого-то был день рождения. Я уже удовлетворила свое пристрастие к сладкому в блинной, но…

«Больничная еда ужасна».

Прежде чем сознательно принять решение, я вошла в кондитерскую. Ароматы густо висели в воздухе, окутывая меня своей сладостью. Я взглянула на субботнее меню кексов, не в силах решиться.

«Интересно, он любит шоколад? Или, может быть, фрукты?»

Я выбрала «Бананово-шоколадную крошку», а еще взяла «Ванильное конфетти» на случай, если он не любил шоколад.

Женщина за прилавком положила кексы в маленькую коробочку, завернула в целлофан и перевязала всю упаковку лентой. Я вернулась в свой коттедж и поспешно вошла внутрь.

«Застрять в больнице не самое веселое событие. Будь я на его месте, я бы подумала, что это очень заботливо со стороны кого-либо навестить и принести сладости. Пустяки».

«Пустяки, – ироничный голос в моей голове, который всегда звучал голосом Лайлы, заговорил. – Тогда зачем ты наряжаешься?»

Я замерла, натягивая короткое дизайнерское платье с сине-зеленым цветочным узором гибискуса.

«Потому что я не могу выглядеть неопрятно, когда выхожу на улицу».

Я оделась, расчесала волосы и распустила их вместо того, чтобы собрать, нанесла легкий макияж. Я скрыла темные круги под глазами, и мое бледное лицо снова приобрело цвет как после энергичной ходьбы. Я выглядела свежо и привлекательно, и мое сердце действительно немного затрепетало, когда я подумала о Кори.

«Что ты делаешь? – удивилась Лайла. – Одна ночь вдали от Дрю и… что?»

– И ничего, – ответила я. – Он спас мне жизнь. Могу же я навестить человека, который получил пулю из-за меня, и хорошо выглядеть при этом.

«И попрощаться. Двигаться дальше. Отпустить».

Это немного выбило почву у меня из-под ног, но я кивнула.

– И это тоже.

Я схватила аккуратную маленькую упаковку кексов и направилась к двери.

Еще в коридоре я услышала хор смеющихся мужских голосов. Украдкой заглянув в палату, я увидела полдюжины парней, окруживших его больничную койку. Они поддразнивали его тем, что он дерьмово выглядел, и подшучивали над его героизмом в банке.

– Ты либо храбрый ублюдок, либо тупой, как пробка, – сказал один из них.

Остальные громко рассмеялись, и это привело меня к острому осознанию, что я – молодая девушка в платье в цветочек с маленькой коробочкой кексов.

Я хотела незаметно пойти посидеть в приемной, пока не уйдет компания друзей Кори, но медсестра протиснулась мимо меня, ее голос прорезался сквозь шум, требуя тишины. Все взгляды обратились к двери, и мои глаза встретились с глазами Кори сквозь небольшую толпу его друзей.

– Алекс.

Он был удивлен, увидев меня. И рад. Легкая улыбка коснулась его губ, и мое глупое сердце снова затрепетало.

– Эм, привет, – я расправила плечи и вошла.

Мужчины расступились, позволяя мне подойти ближе, и я почувствовала, как все обмениваются взглядами. Я поставила маленькую коробочку на прикроватный столик.