Данте. Мой личный Грех - Амира Ангелос

Меня всю трясет крупной дрожью, все расплывается перед глазами из-за слез, хотя ненавижу себя, что плачу перед этим уродом. Жалкая слабачка. Но что я могу сделать? Мой противник сильнее, крупнее в два раза. Только сейчас понимаю, насколько наивной была до этой минуты. Считала, что живу в безопасности. Что никто не посмеет обидеть. Пришла в клуб к бывшей врагине, не подумав о подвохе. Неужели это устроила Вероника? Разве может быть настолько коварной, подлой? Я уже ничего не понимаю, страх захлестывает. Меня будто вышвырнуло в параллельную реальность, жестокую и жуткую. Полная беспомощность перед злом. Дикий ужас от мысли, что Лада тоже пострадала. Где же она?

Пожалуйста, пусть все это прекратится. Окажется лишь страшным наваждением!

Но кошмар продолжается. Кирсанов начинает грубо меня лапать, больно сжимает полушарие груди его руки шарят повсюду, грубо, бесцеремонно. Омерзительные прикосновения, огромные ручищи ползут ниже по животу. Ублюдок задирает подол моего платья, грубо дергает ткань, так что одно плечо оказывается голым. Кричу, срывая голос, отбиваюсь, но не могу с ним справиться. Его рука между моих ног, раздвигает колени. Пытаюсь свести ноги, снова кричу. Не знаю, каким чудом удается вырваться, сильно оцарапав лицо мерзавца. На моих руках его кровь, спотыкаясь бегу к двери.

— Сука! — ревет с яростью. Догоняет, хватает меня за косу, так что едва не падаю навзничь, но он не дает моему телу удариться о пол. Разворачивает резко, и я ударяюсь коленями о пол. Задыхаюсь от боли.

— Тебе это с рук не сойдет, понял! — продолжаю кричать.

Поднимаюсь на ноги, снова толкаю его.

— Я поеду в полицию! — мне удается сильно пнуть Кирсанова в лодыжку, и он разжимает руки. Бегу к двери, через которую мы вошли сюда. Только бы не была заперта…

И застываю, потому что там стоит… Леон.

Отскакиваю назад, невольно попятившись от бывшего. Меньше всего я ожидала подобного. Оглядываюсь то на одного, то на другого, в полном непонимании, ужасе. Они заодно? Когда я начала встречаться с Леоном, Кирсанов сразу исчез с горизонта, больше меня не беспокоил. Но они никогда не общались. Я рассказывала Леониду про домогательства Кирсанова, и он отзывался о нем с отвращением.

Они не могут общаться!

Или я наивная идиотка?

— Пропусти меня! — кричу, обхватив себя руками. — Отойди, пожалуйста… Смотрю на бывшего, пытаясь разгадать выражение его лица. Меня колотит крупный озноб, еще пара секунд и накроет истерика.

Леонид делает шаг мне навстречу. Я почти уверена, что пропустит и тоже приближаюсь к нему…

А потом он толкает меня в сторону Кирсанова.

— Что такое? Не нравится Олег? Только с малолетками хочешь трахаться? — спрашивает язвительно.

— Что ты несешь? Совсем больной? Где Вероника? Где Лада?

— Рад видеть, брат, — Леон подходит к Кирсанову, они обнимаются! Это действует на меня буквально как ледяной душ. Отскакиваю в сторону.

— Я тут слегка твою девочку напугал, — произносит Кирсанов, бросая на меня вызывающий взгляд.

— Что случилось, малыш? — с лицемерной тревогой спрашивает меня Леонид. — Не нужно бояться.

— Я не его девочка, и не малыш! Вы мне оба омерзительны!

Чувствую, как горит лицо.

— Похоже, девочка заблудилась, — кривляется Кирсанов. — Надо помочь малышке.

Оба начинают ржать, а мне становится страшно, как никогда в жизни!

С двумя мне точно не справиться. Что они задумали? Неужели Вероника снова подставила меня? Что с Ладой?

Каждый из этих вопросов словно полосует меня лезвием по живому. Я пропала. Чувствую неотвратимость, ощущение страшной беды поглощает, замораживает вены, в ушах нарастает гул. Что я могу сделать против двух крупных парней? Что они хотят сделать со мной?

— Леон, прошу, хватит, — умоляюще смотрю на бывшего. — Не нужно меня пугать. Мы ведь можем расстаться цивилизованно. Уважая друг друга. Твои родители были добры ко мне…

В глубине его зрачков холодная острая как лезвие сталь. Не просто пугает, она лишает возможности сопротивляться. Парализует.

— Блядь, сука, ты еще родителей вспоминать моих смеешь? Ты унизила меня перед ними! Кинула! — разражается ругательствами бывший. — А сегодня, когда перед всем клубом жопой крутила, ты обо мне думала? Или про мальчишку своего? Или тебе новых острых ощущений захотелось? Нравилось, когда у каждого на тебя стоял? Тварь, теперь цивилизованно захотела, да? Ты вообще так умеешь, а? Ну давай цивилизованно, детка? Хочешь Ладу свою увидеть? На колени встань и отсоси у меня. Может, тогда смогу тебя простить.

Удары собственного сердца оглушают, кажется, вся кровь собирается под давлением в висках, распаляя ненависть и отвращение.

Он собирается меня простить?

Мерзавец, конченый подонок! Если бы было оружие, я бы в тот момент не задумываясь его применила. Не испытав ни капли жалости.

— Давай, брат, я — следующий, — бросив странную фразу Кирсанов направляется к двери. Она захлопывается. Звук ключа. Нас заперли?

Остаемся один на один с Леоном. Это мой шанс образумить его.

— Ты с ума сошел, если думаешь, что я поддамся на твои угрозы, — произношу ровно, спокойно, хотя это нелегко. — Хочешь себе жизнь испортить? Под статью попасть? Прекрати это. Ты уже отомстил достаточно. Напугал меня. Хватит, слышишь?

— Знаю, ты девка зубастая, — Леонид подходит вплотную. Сжимает больно мой подбородок. — Но без зубов и симпатичной мордашки вряд ли остаться захочешь. Поэтому, тряпки снимай, и на колени. Один шанс, чтобы по кругу не пустили. Парней в клубе много. Или ты еще не поняла? Олегу тоже дать придется. Но можно ограничиться нами двумя.

— Пошел к черту, подонок! — ору ему в лицо. Начинается истерика, наношу хаотичные удары, удается залепить по лицу, царапаюсь, отбиваюсь что есть сил, пока не сбивает с ног

оглушительная пощечина. Такой силы, что искры из глаз. В ушах звон, я почти теряю сознание. Падаю, пальцы Леона сжимают горло, почти перекрывая кислород. Глаза распахиваются, пытаюсь оторвать от горла его руку. В этот момент мысли только о глотке кислорода. От страха и паники уже мало что соображаю.

Дальше еще один удар, треск платья, бряцанье пояса, откинутого в сторону, дальше туфли. В следующее мгновение оказываюсь обнаженной по пояс. Леонид мнет мою грудь. Я отбиваюсь как могу, но вместо свободы его руки становятся еще грубее и жестче. Поднимает меня, толкает к стене, прижимаясь всем телом, вгрызаясь в губы. Вдавливая в стену, грызет, кусает мой рот.

— Эй, друзья, у нас гости, — снова голос Кирсанова. — Леон, покажи куклу, тут один перс хочет на нее подрочить.

В ответ длинный поток ругательств. Узнаю голос Данте и цепенею. Нет, умоляю, пожалуйста! Только не это! Внутри все леденеет. Он не может быть здесь!

— Не