Пуговка для олигарха - Таня Володина

— Слишком рано…

— Ты сама родила в восемнадцать лет.

— Я не про это.

— А-а, — догадался Глеб, — слишком рано становиться бабушкой?

Тётя скривилась. Он усмехнулся:

— Мне тридцать пять — и я чувствую себя вполне зрелым, чтобы нянчить внуков. Уверен, ты тоже. Полина, ребёнок уже есть — мы не имеем права убивать его только потому, что Рафаэль не готов к отцовству. Это дикость и варварство! Этот ребёнок не испортит ничью жизнь — может быть, даже наоборот.

Он с таким пылом защищал её неродившегося ребёнка, что невозможно было удержаться от слёз. При таких условиях — остаться здесь, жить на всём готовом, не испытывать ни в чём нужды, — она бы родила малыша. Эта простая мысль заставила её заплакать. Как обычно, всё упиралось в деньги, жильё и поддержку близких людей. Судьба её ребёнка зависела от этого.

Тётя Поля нервно ломала пальцы.

— Ты не понимаешь. Это невозможно.

Рафаэль стоял столбом посреди гостиной.

— Надя, что ты думаешь? — спросил Глеб. — Если мы поможем тебе…

— Глеб! — перебила тётя Поля. — Это невозможно! Не спрашивай, просто поверь! Она должна избавиться от ребёнка! Должна!

Глеб шагнул к столу и тяжело опустился на стул. Потёр пальцами переносицу. Подвигал по мраморной столешнице телефон и видеорегистратор, словно они были пешками в призрачной шахматной игре.

— Ты просила о снисхождении к сыну, — напомнил он. — Ты сказала, что у мальчика будет целая жизнь, чтобы осознать свою вину.

— Да.

— Видишь ли, Полина, если я подпишу мировое соглашение, — это будет считаться сокрытием или искажением информации о совершённом преступлении. За это не просто лишают адвокатской практики — за это сажают в тюрьму.

— Я знаю, дорогой.

— Знаешь и просишь нарушить закон?

— Не ради себя.

Он невесело усмехнулся.

— Ты плохо меня изучила, если рассчитывала, что я соглашусь. Я бы никогда не пошёл на это. Мне жаль, но завтра я сделаю заявление, что за рулём находился Рафаэль, и предоставлю полиции доказательства. Это мой долг.

— Кровосос! — воскликнул Рафаэль. — Сколько крови ты выпил из меня и матери? Тебе всё мало? Теперь ты хочешь нас уничтожить?

Услышав эти слова, тётя пошатнулась и побледнела, а Глеб продолжил бесцветным голосом:

— Но если Рафаэль возьмёт на себя обязательства перед Надей и начнёт осознавать вину прямо сейчас, я подумаю над твоим предложением. Возможно, я соглашусь нарушить закон.

— Что?! — заорал Рафаэль во весь голос. — Ради этой сикушки ты готов совершить преступление, а ради меня — нет? По-твоему, так поступают отцы с сыновьями? Да лучше никакого отца не иметь, чем такого тирана, как ты! Что я вообще видел от тебя хорошего? Что ты мне дал в этой жизни? Ты никогда меня не защищал, но постоянно чего-то требовал: указывал как жить, где учиться, с кем дружить. Я был тебе не сыном, а комнатной собачкой. Глупой и непослушной комнатной собачкой!

Он орал гневные несправедливые слова и заводился от них ещё сильнее.

— Хватит ругаться, — сказала тётя Поля, — это бессмысленно. Надя должна сделать аборт не потому, что Рафаэль не готов стать отцом. И не потому, что не потянет ребёнка, — в конце концов, у неё есть жених, вполне обеспеченный молодой человек. Дело в другом.

Все посмотрели на неё. Она несколько раз глубоко вздохнула, словно запыхалась от долгого бега, и выпалила:

— Рафаэль и Надя — единокровные брат и сестра. У меня был роман с Андреем Сорокиным незадолго до его свадьбы. Я сходила по нему с ума и сбежала из Юшкино, когда он женился на Оксанке. Я не знала, что беременна, а когда узнала, то было поздно идти к врачу. И вернуться домой я не могла! С ребёнком от мужа сестры — меня бы все возненавидели! После родов я позвонила Андрею, но он не поверил, что у нас родился сын. Сказал, что ему плевать. Вот моя история.

В комнате стало тихо. Надя разглядывала Рафаэля, с ужасом угадывая знакомые черты: кудрявые волосы, пухлые губы, высокий рост. Отец был красивым мужчиной в молодости. Рафаэль с не меньшим ужасом разглядывал её. Видимо, для него это тоже было шокирующей новостью.

— Поэтому Надя должна прервать беременность, — твёрдо продолжила тётя. — Родить урода от кровосмесительной связи — это жирный крест на будущем всех нас. Теперь ты понимаешь? — обратилась она к мужу. — Ты не имеешь морального права заставлять Надю рожать. И не имеешь права требовать от Рафаэля, чтобы он воспитывал этого несчастного ребёнка.

Глеб выглядел ошарашенным. Негнущимися пальцами он развязал галстук и расстегнул три пуговицы на рубашке. Сглотнул.

— Полина, у меня только один вопрос: как ты это допустила? Почему не остановила Рафаэля?

Но она уже смотрела на сына, который казался ожившим трупом, — настолько серым и мертвенным было его лицо.

— Мамуля, почему ты меня не предупредила? — сдавленно спросил Рафаэль. — Я же доверял тебе, я же хотел помочь. Если бы я знал, что Надя… Ты использовала меня втёмную? Как ты могла?

Он сыпал упрёками и пятился к двери, ведущей в гараж.

— Сынок, послушай! Всё это не имеет значения, ведь ты не сделал ничего плохого, — она кралась к сыну, как охотник к пугливой добыче. — Твой отец — Глеб, а не Андрей. Ты не обязан заботиться о сёстрах, они тебе никто. Важны только мы с тобой — ты и я.

На глазах Рафаэля заблестели слёзы. Рот искривился в горькой ухмылке:

— Как же я вас всех ненавижу! Мать — лживая интриганка, отец — идейный стукач. И даже биологический отец — деревенское чмо, переспавшее с сестрой невесты перед свадьбой. Как вы меня все задолбали!

Он развернулся и скрылся за дверью. Через секунду послышался рёв двигателя.

— Малыш! — закричала тётя и бросилась вслед за ним.

Две машины одна за другой на безумной скорости вылетели со двора на шоссе.

В коттедже стоял умопомрачительный аромат. Нина пекла слоёные пирожки с мясом и напевала незнакомую Наде песню.

— Я ещё и плов приготовлю, — весело поделилась Нина. — Юсуф очень любит.

Надя подошла к ней:

— У вас есть что-нибудь успокоительное?

Нина по её виду поняла, что случилось что-то страшное. Достала бутылёк валерьянки, накапала в рюмочку:

— Выпей, поможет. И ложись спать, утро вечера мудренее.

Надя сделала, как посоветовала Нина, но валерьянка не очень-то помогла. Руки дрожали, губы тряслись. В ушах звучали слова тёти: «урод от кровосмесительной связи». Урод, урод… И ошарашенное лицо Глеба. Надя не хотела этого ребёнка и мечтала поскорей от него избавиться, но теперь ей казалось, что внутри неё зреет бомба с часовым механизмом. Нужно изъять эту бомбу, пока не поздно, обезвредить механизм, вычистить всё подчистую, чтобы даже воспоминания не осталось! Она подошла к зеркалу, подняла футболку и ударила ладонью по плоскому животу.