Любовь по Интернету, или Подари ему весь мир - Ольга Тарасевич

Ладно, фиг с тобой, горе-папаша! Обойдемся без тебя. Мы же самостоятельные девочки, мы сами справимся со своими проблемами. К сожалению, нам уже к этому не привыкать…

Еще через полчаса температура у Юльки поднялась до тридцати семи и пяти.

Ждать больше было нечего. И некого…

Одев дочу в комбинезончик, я заколола ее светлые локоны красивой заколкой, потом сбросила халатик, натянула первые попавшиеся под руку джинсы и свитер.

Все будет хорошо.

Из любой ситуации всегда есть выход.

Сейчас я поймаю машину – а это просто, от моего дома два шага ступить, и там проспект Вернадского, где движение о-го-го.

Поймаю машину, и мы поедем в поликлинику. Поскольку Юлька не вылезает из простуд, я уже имела возможность познакомиться со всеми педиатрами, работающими в поликлинике. По крайней мере, мне они внушают доверие…

Невероятно! С Юлькой на руках я вышла из подъезда, и мне показалось, что мы очутились в тропиках.

В воздухе висела такая влажность, что, казалось, одежда может в считаные мгновения пропитаться водой. Теплый густой влажный воздух не вдыхался, он, скорее, глотался, а может, даже и пился, как молочный коктейль с высокой пенкой. Жаркий тропический ветер, позабыв о привычных пальмах, деловито шуршал по тротуару сухой листвой.

Неудивительно, что Юлька так разболелась. Она у меня очень чутко реагирует на смену погоды, вчера было не больше пяти градусов, сегодня влупили все двадцать. Что происходит с погодой в Москве – это просто уму непостижимо!

Стащив с Юляшки шапку и взъерошив слипшиеся волосики, я собиралась уже пойти в арку.

Но вдруг увидела прямо возле подъезда такси, старенький, но ухоженный «Жигуленок» с не горящими «шашечками» на крыше автомобиля. Из машины, явно только расплатившись, вышел высокий коротко стриженный парень. За рулем такси находилась симпатичная светловолосая девушка, глядя в зеркало заднего вида, она стала осторожно сдавать назад, и я замахала ей рукой.

Притормозив рядом со мной, она перегнулась через пассажирское сиденье и открыла дверцу.

– В детскую поликлинику не отвезете нас? Правда, здесь не очень далеко.

– Конечно, – равнодушно покосившись на Юльку, отозвалась девушка. – А зачем в поликлинику, она заболела?

– Надеюсь, что ничего серьезного. – Мы с Юлькой устроились на пассажирском сиденье, и я захлопнула дверь. – Но все-таки хочу показать ребенка врачу. Мало ли что. Здоровье – это такая штука. Лучше проявить излишнюю осмотрительность, чем потом кусать себе локти. А у вас есть дети?

– Пока нет. Надеюсь, что скоро будут.

– Знаете, а я бы никогда не смогла работать таксистом, я так плохо ориентируюсь в городе.

– А я не работаю таксистом, – вдруг сказала девушка и повернулась ко мне. – У меня другая работа. Думаю, что с моей работой вы бы вряд ли справились. И я тоже, Дарья Владимировна, никогда бы не смогла работать редактором в издательстве. Где уж нам, с нашим-то счастьем…

Сначала я удивилась, потом испугалась.

– Откуда вы меня знаете? Что вам надо? Немедленно остановите машину! – потребовала я, когда ко мне вернулся дар речи.

– И не подумаю. А вообще, я бы тебе посоветовала сидеть тихо и не дергаться. Целее будешь.

Пока я судорожно осматривалась по сторонам (не важно, кто это девка, сумасшедших хватает, потом разберусь, что к чему, теперь же самое главное – выбраться с Юлькой из машины), моя доча радостно провозгласила:

– Мам, а у Стасика тоже есть такая игрушка, как у тети. Мам, смотри же!

Я чуть отодвинула Юльку, глянула вниз и похолодела.

Теперь понятно, почему девица держится за руль одной рукой.

Потому что во второй у нее зажат пистолет, черный и зловещий. Он направлен прямо на Юльку…

Я инстинктивно отодвинула дочь подальше, прикрыла ее руками. Потом машинально проводила глазами здание детской поликлиники, мимо которого проехали «Жигули» сумасшедшей девки. И заревела в три ручья…

* * *

– Мама, не плачь, – Юлька старательно вытирает мне слезы крохотными пальчиками. – У меня головка совсем не бо-бо.

– Конечно, милая. Это мне просто в глаз что-то попало. Сейчас все пройдет.

Все-таки правильно я делаю, что ограничиваю для дочери просмотр телепрограмм. Юлька никогда не видела ни криминальных новостей с их жуткими, то обугленными, то вообще замаринованными в банках трупами, ни соответствующих сериалов, где льются реки крови. Поэтому девочка просто не понимает, что происходит, и совершенно спокойна.

Это хорошо, что Юлька спокойна. Плохо, что я не знаю, что делать. Дверь с моей стороны закрыта. Я вижу только «макушку» блокировочного механизма, должно быть, девица заранее побеспокоилась о том, чтобы затруднить мне путь к отступлению, я закрывала дверь с уже включенным блокиратором. Насколько я помню, освободиться от него проще простого, надо просто потянуть «гвоздик» вверх. Однако незаметно это не сделаешь. И быстро, возможно, тоже, в стареньких «Жигулях» отца эти штуки всегда заедали, и мы с мамой, переломав все ногти, просили папу о помощи. Впрочем, все равно это не дело – с ребенком на ходу из автомобиля выскакивать…

– Не дергайся, – словно прочитав мои мысли, посоветовала мне девица. И, видимо, для большей убедительности помахала пистолетом.

Я с ужасом увидела, что ее палец лежит на спусковом крючке. Да о чем только думает эта идиотка? Какая-нибудь ямка, одно неверное движение, аварийная ситуация, да все, что угодно – и…

Неужели раньше эта блондинка казалась мне миловидной? Ведь она просто настоящая мегера – нос крючком, глазки маленькие, а еще вон, вся щека в синих прыщах.

Из дурдома сбежала, больная какая-то…

– Что вам от меня надо? – стараясь не выдать своего волнения, холодно поинтересовалась я.

– Скоро узнаешь.

Внезапно меня озарило. Наверное, эта дура – какой-нибудь очередной непризнанный гений. Мы решительно и бесповоротно отказали ей в публикации ее графомании. И вот она выяснила мой адрес и решила, что под прицелом я сразу оценю неимоверно высокую степень ее таланта.

Эти сумасшедшие непризнанные гении… Насколько нам – редакторам было бы проще, если бы такие люди направляли свою творческую энергию в другое русло. Картины бы рисовали или скульптуры ваяли. В этом случае признания таланта родственниками и друзьями было бы достаточно. Но нет, почему-то всем надо писать романы! А книги принято печатать, вот таковы реалии, так сложилось. Объемы рукописей таких «талантов» часто переваливают за миллион знаков (при стандартном размере в 400–600 тысяч), а если они не в ладах с компьютером и пишут от руки, то к нам приносят не то что посылки – вагоны макулатуры доставляют. В нашем издательстве читают все, что приходит. И издают все, что можно издать. А часто бывает так, что по каким-то причинам рукопись опубликовать мы не можем, слабовата она. Но наши рецензенты внятно и доходчиво объясняют ошибки, и тогда мы пересылаем авторам эти рецензии. Подавляющее большинство начинающих писателей делают правильные выводы и, в конце концов, видят свои рукописи опубликованными, а со временем иногда даже становятся ведущими авторами нашего издательства. Но чистой воды графоманию с подробными бытовыми описаниями, отсутствием сюжета, неопределенным жанром и скучными героями, конечно, издавать нельзя. Такие книги никого не заинтересуют. Издательство все-таки не благотворительная организация, хотя у нас есть целый ряд благотворительных программ. Но издание опусов графоманов в их число не входит. Сам же автор, в девяноста девяти процентах писавший главного героя с самого себя, этого не понимает. Обвиняет нас в необъективности, спрашивает, кому дать взятку, и можно сколько угодно талдычить ему о критериях пригодного к изданию романа или нормах русского языка – бесполезно. И вот у одного нашего графомана, точнее, графоманши, нервы не выдержали.