Королева Депрессия - Ниян Ниянов

за эти деяния тебе грозит пребывание в самых отдаленных камерах Нижнего уровня, где ты будешь вечность пребывать в полном одиночестве, пока твой рассудок не сойдет с ума.

Она помолчала, давая Махмед осознать сказанное. Вечность одиночного заключения пугала, но Мара ведь не просто так все это говорит.

— И что ты предлагаешь? — спросила Махмед.

— Это, — Мара потрясла свитком перед женщиной, — ты все еще мой сотрудник. И мне, как никогда, нужно острие. Отдел нуждается в работниках, но вместо того, чтобы вновь обучать их, я могу просто пробудить их воспоминания. Все-таки, ты был сражателем! Достань мне его, и я попробую смягчить гнев Совета.

— Ты снимешь с меня все обвинения?

Мара усмехнулась и покачала головой:

— Нет, Эния, нет. Ты вляпался слишком глубоко. И затянул в это болото и те души, что связаны с тобой.

— Ты говоришь про Эви? — Махмед напряглась.

— Эви в той жизни, Розанна в другой… Да, Эния, да. Но если ты будешь сотрудничать со мной, то вместо вечного заключения, Совет отправит тебя в Отдел 5189, где ты будешь отрабатывать наказание, гм-гм, всего то несколько сотен лет. Будешь красить траву в отделах, рисовать облачка, приклеивать цветы, — Мара рассказывала это с таким энтузиазмом, словно речь шла о парке аттракционов, — и сам не заметишь, как время пролетит.

— А что будет с Эви?

Она задумалась:

— Думаю, Совет проверит ее душу на наличие правонарушений и если их нет, то отправит в Озеро душ и забудет об этом инциденте. В конце концов, она лишь жертва твоих интересов… Конечно, при условии, что ты сделаешь правильный выбор…

1806 г. Париж, Франция.

Перед его мысленным взором проплывали нечеткие картины его прошлых существований: вот он и его друг — обычные матросы в числе личного состава великого мореплавателя Магеллана*. Что может быть прекрасней — новые неведомые дали и плечо преданного товарища рядом. Тогда никто еще не знал, что это путешествие ознаменует собой эпоху великих географических открытий*.

А вот она — молодая девушка, влюбленная в храброго воина, павшего в столетней войне. Вскоре она заболеет и отправится вслед за ним. Он найдет ее уже овдовевшей, больной, в полном отчаянии — на ее руках ребенок, совсем еще кроха. Им отведено всего пару месяцев, за которые он успеет подарить ей надежду.

«Вас послал мне сам Бог», — скажет она ему на смертном одре, целуя его грубые руки, — «позаботьтесь о моем сыне».

Умирая, она будет искренне верить, что этого почтенного мужчину к ней послали высшие силы за ее праведные молитвы. «Значит, этот мальчик, ее сын, был чистой душой?», — подумал Марко, вспоминая слова Мартинеса. Тогда он дал ей обещание и сдержал его — впервые покинул этот мир дряхлым стариком, оставив мальчику приличное наследство. После смерти его душа и душа этого выросшего ребенка никогда не пересекутся. Останется лишь горькое послевкусие странного ощущения: «неужели этот ребенок был для нее важнее, чем я? Это ведь просто случайная душа, отданная тебе на воспитание». Были и другие жизни. Так, в одной из жизни она была наложницей восточного царя, в другой, если верить документам, дворовой собакой и жизнь ее, в целом, прошла быстро. Между его и ее жизнью проходили столетия — преграды, которые было невозможно преодолеть.

И наконец, одна из его лучших жизней. Тогда он еще не знал, что за эту жизнь он будет тяжело расплачиваться. Но это потом, а пока он обычный парень, родившийся в Княжестве Валахия*, а она его соседка. Впереди много горестных событий и тяжких войн. Но зачем им это переживать? В конце концов, он знает одно место в лесу, где уже лет сто его ждет сундучок с золотыми монетами…

Все эти воспоминания о ней — теперь сидящей перед ним в виде маленького мальчика, увлеченно слушающего его истории и рисующего сцену морского боя.

— Это подмога революционерам с моря, — показал он свой рисунок Марко.

— Вот только мы рисовали натюрморт, дурачок, — сказала Эдит и посмотрела на учителя, ожидая одобрение. Но к ее разочарованию, он поддержал ее брата.

— Фантазия — наш лучший друг. Все начинается с вымысла. Поверьте, иногда лучше придумать что-то свое, чем копировать очередную картину известного художника.

Он взял рисунок Робера и обнаружил на изображении корабля двух нарисованных человечков.

— А это друзья моряки. Они мореплаватели, — сказал мальчик.

— Ты уж определись, моряки или революционеры, — продолжала к нему цепляться сестра. Ее явно обижало, что Марко больше заинтересован глупым сражением кораблей, чем ее вазой с фруктами.

— Одно другому не мешает, — улыбнулся Марко и, поднявшись, взял плащ.

— Ну что ж, урок окончен. Желаю вам приятного ужина, а меня еще ждут дела, — сказал он и направился к выходу.

— Как жаль, что не вы мой брат, — крикнул ему мальчик вслед, — я бы с удовольствием променял Эдит на вас.

Марко улыбнулся. Как эти слова грели душу.

Он почти уже дошел до парадной двери, по пути столкнувшись с дряхлой женщиной, матерью профессора Мартинеса. Бедняжка с трудом передвигалась, согнувшись в три погибели и даже не замечала мимо пробежавшего Марко. Но вдруг, за его спиной послышалось кряхтение и следом за ним сдавленный голос:

— Я просил вас больше не беспокоить нас! Я думал, мы поняли друг друга! И что я узнаю? Пока меня не было дома, вы снова приходили сюда и давали моим детям уроки живописи! — сказал профессор Мартинес, торопливо вставая с кожаного кресла, расположенного в углу главного холла.

— Какой кошмар, — произнес Марко, нарочито изображая ужасную актерскую игру и прикрывая рот рукой, — незаконные уроки живописи! Зовите жандармов!

— Смешно вам? — профессор подошел к Марко вплотную, и ткнул его пальцем в грудь, — посмотрю я, как вы посмеетесь, когда по душу Робера придут агенты Отдела!

Марко не стал отвечать на эти слова, аккуратно отведя палец профессора в сторону.

— Увы, мне нужна ваша помощь, профессор. Помогите мне, и я оставлю вас в покое, — сказал он, — во всяком случае, в этой жизни.

Наступило молчание.

— Хорошо, поднимайтесь в мой кабинет, — недовольно произнес Мартинес.

Кабинет профессора Мартинеса выходил на солнечную сторону, ярко освещая все вокруг. Марко не любил солнце. Будь его воля, он подобно вампирам, выходил бы на улицы только в ночное время суток. Солнечный свет напоминал ему о той, самой первой его жизни.

— Сражатели, — начал Марко, как только они вошли в кабинет, — они больше не оставляют записей в книге. Я уже много лет не могу найти их следы. Скажите, они выходили с вами на связь?

— Я сам нахожу их,