Охота на лесную нимфу - Дарья Кожевникова

Он принялся объяснять ей, что к чему. Она слушала внимательно, стараясь не показаться ему человеком из совсем уж каменного века — ведь подобную технику она видела впервые в жизни, и все ей здесь было ново. Но неожиданно Влад прервал свои объяснения — просто вдруг приник губами к Женькиному виску, потом скользнул вдоль щеки к губам, осторожно приподняв ее лицо рукой. Женька вся внутренне сжалась, опасаясь повторения вчерашней пытки, которая сегодня наверняка стала бы еще мучительнее. Но так же неожиданно он отстранился от нее, снова переключая свое внимание на пульт:

— Так, что-то мы с тобой немного отвлеклись от темы…

Женька лишь молча кивнула в ответ. Ощущение поцелуя все еще оставалось на губах, вызывая теперь трепетное волнение. Это нельзя было сравнить даже с тем, что она испытывала много лет назад, на самых первых в ее жизни свиданиях. И ей уже с трудом верилось, что когда-то она едва переносила присутствие Влада в этой самой комнате.

— Жень, ты меня слушаешь или нет? — окликнул он ее.

— Нет, — честно призналась она. — Прости, задумалась. И вообще было бы лучше, если бы ты все расписал мне на бумаге. Так и надежнее, и мне было бы легче, чем запоминать все сразу.

— Ладно, — согласился он. — В документах нет перевода, но я найду и привезу тебе завтра подробную инструкцию на русском языке.

— Ты что, и завтра приедешь? — не удержалась от вопроса Женька.

— А ты этого не хочешь? — поинтересовался он.

— Хочу, — не стала отрицать она. — Но завтра здесь будут постояльцы. Мало ли, кто-то из них вдруг увидит и узнает тебя.

— Ну и что с того? — пожал плечами он.

— Но ведь, насколько мне известно, ты же женат, — осторожно заметила Женька.

— Вон ты о чем, — усмехнулся он. — Ну на этот счет можешь не беспокоиться. Во-первых, моя жена, как перелетная птица, зимние месяцы проводит не севернее Италии. А во‑вторых, я не из тех, кто признает в семье равноправие супругов, и даже будь она здесь, я не позволил бы ей комментировать мои поступки.

— Даже так?.. Впрочем, это в твоем стиле, — признала Женька. — Ну а твоей жене остается только посочувствовать. Не хотела бы я оказаться на ее месте.

— Каждому свое, Жень. Она тоже никогда в жизни не согласилась бы поменяться с тобой местами. На этот счет еще древние говорили, что, давая что-нибудь одной рукой, боги в то же время что-то забирают другой. Элка хотела безбедной обеспеченной жизни, и она ее получила сполна. Ну а что к этому прилагается из отрицательных моментов и что представляю собой я сам — это она должна была прекрасно понимать еще до свадьбы, однако это ее не смутило, как видишь. В отличие от тебя она, наверное, и в тринадцать лет не была такой наивной, как ты в свои двадцать три, и четко знала, что ей нужно от жизни в первую очередь.

— В тринадцать?! Так сколько же ей сейчас? — ахнула Женька.

— Двадцать два. Педофилией я не страдаю, а про возраст сказал исключительно для сравнения. У нее с ранних лет была уже такая хватка, какой не было и никогда не будет у тебя. По сути, ты совсем дитя рядом с ней, хотя вы фактически ровесницы.

— А откуда тебе известен мой возраст? — спохватилась Женька. — Впрочем…

— Нет, в твой паспорт я не заглядывал, — понял он ее мысль. — Даже если бы мне удалось его найти, из него можно было извлечь лишь общие сведения, а мне хотелось знать о тебе немного больше. Например, почему бывшая отличница Павлова Женя бросила школу и стала работать дворником в этой глуши.

— Ты мог бы спросить об этом и у меня, — после паузы сухо ответила Женька.

— Спросить-то мог, вот только вряд ли дождался бы ответа. — Он обнял ее. — Не обижайся, Жень. Я не копался в твоей жизни, а лишь узнал некоторые общедоступные подробности. Не люблю неразрешенных загадок, а между тем ты при нашем знакомстве стала для меня одной из них.

— Ну и что ты еще узнал? — мрачно поинтересовалась Женька.

— Не больше того, что известно тебе самой, за исключением разве что нынешнего положения твоей драгоценной семейки. Рассказать?

— Нет, — резко ответила Женька, отвернувшись и не удержавшись от глубокого вздоха.

— Жень, ну ладно тебе. — Влад склонился к ней, так что она ощутила его дыхание на своей шее. — Поверь, если бы я знал, что ты так болезненно отреагируешь на мой к тебе интерес, я не стал бы так поступать.

— Да в самом деле, — она обернулась к нему, но не подняла глаз, с преувеличенным вниманием разглядывая крупные петли на его светлом свитере ручной вязки, — что теперь об этом говорить… — «И портить самой себе драгоценные секунды мимолетного счастья», — мысленно добавила она.

— Значит, мир? — Он привлек ее к себе, так что ее щека снова оказалась на мягкой светлой шерсти. — Ну слава богу! Знаешь, кто ты? Помесь лесной кошки с диким ежиком.

— Ну и ну! — усмехнулась она, подняв голову так, чтобы видеть его лицо, но не отрываясь при этом от свитера. — Такому роскошному сочетанию любой мутант, наверное, позавидует.

— Я старался. — Он улыбнулся, отчего вдруг его глаза перестали казаться отлитыми из стали. — Женька ты, Женька…

Они провели вместе еще около двух часов. Сидели и болтали, и целовались иногда, а потом пили Женькин чай из липы и таволги с привезенным Владом тортом и снова сидели на диване в обнимку.

— Завтра я приеду, — пообещал он, когда пришла пора расставаться.

— Если не приедешь, я пойму, — сказала Женька. А про себя подумала, что, даже все понимая, переживать его отсутствие будет не менее тяжело.

Проводив взглядом машину Влада, Женька долго оставалась у окна, перебирая в памяти моменты их свидания. Она вернулась в реальный мир лишь тогда, когда в оставленные открытыми ворота проехало такси, доставившее в особняк призванную заменить Алю горничную. Встрепенувшись, Женька оделась и тоже направилась к особняку — дочистить оставшийся снег, пока вслед за горничной не нагрянули гости. Весна приближалась, и день заметно прибавился — время было уже вечернее, несмотря на то что было еще светло.

Успев покончить со снегом до приезда гостей, Женька вернулась домой, где не так давно предавалась мечтам. Но с наступлением вечера мысли ее потекли уже по иному руслу, и она принялась собирать себе сумку в ночную дорогу. Она не была на вырубке всего одну ночь, но ей было жаль и этого упущенного времени, и тревога охватывала ее каждый раз, как только она пыталась представить себе произошедшие там за это время разрушительные изменения. Опустошение все ближе подступало к той черте, за которой начинались не просто деревья, а Женькины друзья.

Подстегиваемая все нарастающей тревогой, Женька собралась гораздо раньше, чем было нужно. Осознав, что с выходом придется подождать, она отнесла сумку в прихожую, а сама вернулась в комнату. Теперь она не знала, чем себя занять, а это было хуже всего, потому что в подобной бездеятельности еще больше усиливалось волнение, борьба с которым и без того была безуспешной. О чем бы она сейчас ни думала — о том ли, что ей предстоит в лесу, или о том, что было совсем недавно в этой самой комнате, — сердце билось одинаково быстро, и она физически ощущала, как истощает ее это нервное напряжение, то тревожное, то радостное. А между тем силы ей были просто необходимы. Много сил и ясная голова. Сделав круг по комнате, Женька остановилась перед своей новой аппаратурой. Ее вид ассоциировался у Женьки с образом уехавшего Влада, и в первую очередь именно потому эти предметы были дороги ей. И лишь гораздо позже, чувствуя, что еще немного — и она вся изведется от обилия выпавших на ее долю потрясений, Женька догадалась включить телевизор. Комната наполнилась мягким светом и звуками, словно кадры из чужой жизни пришли в гости в одинокий Женькин дом. Это было давно забытое ощущение, ведь телевизора, даже черно-белого, у нее не было уже больше трех лет. Теперь она попыталась сосредоточиться на том, что видела на плоском и широком цветном экране. Но почти сразу отвела от него глаза, с какой-то затаенной радостью подумав, что и ее жизнь в последнее время стоит того, чтобы о ней можно было рассказать, если бы было кому. Ведь в ее жизни теперь было то, чего ей так недоставало долгие одинокие годы, — любовь. Теперь Женька твердо могла сказать, что она влюблена, влюблена почти до безумия.