Горящий берег - Уилбур Смит

Потом внезапно рев оборвался, и Шон обмяк.

Если бы его не держали, он осел бы на колени. Руки его повисли вдоль тела, но он продолжал смотреть в огонь.

Несколько лет назад, в гостях в Англии, Сантэн со страхом зачарованно смотрела, как дети хозяев жгут на костре в саду чучело английского убийцы по имени Гай Фокс. Чучело было изготовлено очень искусно; когда его охватило пламя, оно почернело — и задергалось, как живое. Впоследствии Сантэн много недель просыпалась по ночам в поту: ей снился кошмар. Теперь, выглядывая из верхнего этажа шато, она услышала поблизости чей-то крик. Ей показалось, что кричит Анна. В этом крике звучала страшная боль, и Сантэн обнаружила, что дрожит, как былинка под сильным ветром.

Все было как в том кошмаре. Она не могла оторвать взгляд от чучела, которое почернело и начало сморщиваться, его руки и ноги дергались и медленно сгибались в жару. Крик заполнил ее голову, оглушил. И только тут Сантэн поняла, что кричит не Анна — кричит она сама. Полные боли звуки рвались из ее груди; жесткие, как осколки разбитого стекла, они терзали ее горло.

Она почувствовала, как сильные руки Анны поднимают ее, уносят от окна. Она отчаянно боролась, но Анна оказалась для нее слишком сильна.

Она уложила Сантэн в кровать, прижала ее лицо к своей обширной мягкой груди, заглушая дикий крик. Когда, наконец, девушка затихла, Анна погладила ее по волосам и начала мягко укачивать, напевая, как делала, когда Сантэн была маленькой.

* * *

Майкла Кортни похоронили на кладбище в Морт-Омме, на участке, отведенном семье де Тири.

Хоронили его ночью при свете фонарей. Офицеры выкопали могилу, и священник, который должен был венчать молодых, прочел поминальную молитву.

— Я есмь воскресение и жизнь, — сказал Господь[35].

Сантэн стояла об руку с отцом, ее лицо было закрыто черной вуалью. За другую руку ее держала Анна.

Сантэн не плакала: после того как она перестала кричать, у нее не было слез. Как будто пламя выжгло ее душу, и там стало сухо, как в Сахаре.

— Грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай…[36]

Слова доносились издалека, словно из-за преграды.

«У Майкла не было грехов, — думала она. — Он не совершал преступлений, и да, Господи, он был молод, так молод. Почему он должен был умереть?»

Шон Кортни стоял по другую сторону наспех вырытой могилы, а в шаге за ним — его шофер и слуга Сангане. Сантэн никогда раньше не видела плачущего чернокожего. Его слезы блестели на бархатной коже, как капли росы на лепестках темного цветка.

— Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями[37].

Сантэн смотрела в глубокую грязную яму, на жалкий гроб, наспех сколоченный из сырых досок в мастерской эскадрильи, и думала: «Это не Мишель. Это не взаправду. Это все еще какой-то ужасный кошмар. Скоро я проснусь, и Мишель прилетит ко мне, и мы с Нюажем будем ждать его на холме».

Ее привел в себя резкий, неприятный звук. Генерал шагнул вперед, и один из офицеров протянул ему лопату. Комья земли посыпались на крышку гроба, и Сантэн подняла голову. Она не хотела на это смотреть.

— Мишель не там, не внизу, — зашептала она за темной вуалью. — Тебе там не место. Для меня ты всегда будешь небесным созданием. Для меня ты всегда будешь там, в небе… — и потом: — Au revoir, Мишель, до новой встречи, дорогой. Глядя на небо, я всякий раз буду думать о тебе.

* * *

Сантэн сидела у окна. Когда она набросила на плечи фату, Анна, сидевшая рядом с ней на кровати, начала возражать, но сразу осеклась.

Обе молчали.

Снизу из зала доносились голоса мужчин. Только что кто-то очень недолго и очень плохо играл на пианино, но Сантэн сумела узнать похоронный марш Шопена; остальные подпевали, отбивая такт.

Чутьем Сантэн понимала, что происходит: особое прощание с товарищем. Но ее оно не трогало. Позже она услышала, что голоса становятся все более хриплыми.

Летчики опьянели. Она знала, это тоже часть ритуала. Потом послышался смех, пьяный смех, но в нем тоже чувствовалась печаль, потом пение, хриплое и немелодичное, а она по-прежнему ничего не чувствовала. Сидела с сухими глазами при свете свечей, и смотрела, как вспыхивают на горизонте артиллерийские разрывы, и слушала пение и звуки войны.

— Ты должна лечь, дитя, — один раз сказала Анна, сказала мягко, как мать, но Сантэн покачала головой, и Анна не стала настаивать. Она прикрутила фитиль, укрыла пледом колени Сантэн и принесла из зала холодный пирог и стакан вина. Теперь еда лежала нетронутой на столе возле локтя Сантэн.

— Нужно поесть, детка, — прошептала Анна. Ей не хотелось вмешиваться. Сантэн медленно повернула к ней голову.

— Нет, Анна, — сказала она, — я больше не ребенок. Эта часть меня умерла вместе с Мишелем. Никогда больше не называй меня деткой.

— Обещаю.

Сантэн снова повернулась к окну.

Церковные часы прозвонили два раза, а чуть позже они услышали, как уходят офицеры эскадрильи. Некоторые были так пьяны, что товарищам пришлось нести их на спине, точно мешки с зерном. Потом грузовик уехал в ночь.

В дверь негромко постучали. Анна встала с кровати и открыла.

— Она не спит?

— Нет, — тоже шепотом ответила Анна.

— Могу я поговорить с ней?

— Входите.

Шон Кортни вошел и остановился возле стула Сантэн.

Она слышала запах виски, но генерал был устойчив, как гранитный утес, а его голос звучал негромко. Генерал определенно владел собой. Несмотря на это, она чувствовала, что он воздвиг в душе стену, за которой скрывает свое горе.

— Я должен ехать, моя дорогая, — сказал он на африкаансе, и Сантэн встала со стула, уронив плед на пол, и с фатой на плечах остановилась перед ним, глядя ему в глаза.

— Вы его отец, — сказала она, и генерал на мгновение утратил самообладание, пошатнулся, ухватился рукой за стол и посмотрел ей в глаза.

— Откуда вы знаете? — прошептал он. Сантэн увидела, как вышло на поверхность его горе, и, наконец, позволила себе почувствовать свое горе и смешать с его. У нее полились слезы, плечи опустились. Он раскрыл объятия, Сантэн пошла в них, и генерал прижал ее к груди.

Оба долго молчали. Постепенно ее всхлипывания притихли и, наконец, совсем прекратились. Тогда Шон сказал:

— Я всегда буду думать о вас как о жене Майкла, как о дочери. Если я вам понадоблюсь, где бы и когда бы это ни было, только пошлите за мной.

Она быстро закивала, моргая; он разомкнул объятие, и она отступила.