Внутренняя война. Том 2 - Стивен Ридер Дональдсон

Как король Беллегера, он рад был видеть, что королева Амики обрела в своих испытаниях такую силу, такую новую ясность. Но как простой человек, он изрыгал проклятия, потому что она стала выше его. Она стала смелее.

Конечно, он должен был поприветствовать ее. Но он не мог вымолвить ни слова. Молча он развернул коня и не спеша поехал рядом с ней к Длани и Кулаку. Магистр Фасиль и принц Джаспид последовали за ними. Командир Крейн и его воины, как и Сплинер и Малыш, держались на расстоянии.

Расплывчатым пятном на горизонте впереди раскинулась Отверстая Длань. Чтобы встретиться со своей королевой-консортом, король Бифальт отъехал немного от города, но не настолько далеко, чтобы возвышавшаяся на холме городская твердыня скрылась из виду. Бифальт с удовольствием помчался бы туда галопом, лишь бы не выдать овладевшее им замешательство. В то же время ему хотелось продлить эту поездку до тех пор, пока он, наконец, не найдет в себе силы, чтобы стать прежним.

Через некоторое время отвращение к собственной слабости заставило Бифальта заговорить. Он должен был что-то сказать. Но когда он открыл рот, единственные слова, пришедшие ему на ум, были:

– Мы знаем, кто предал вас, рассказав о вашем отъезде. Это был принц Лоум. Он совершил государственную измену.

Сжав свою волю в кулак, король добавил:

– Возможно, отдохнув, вы согласитесь его допросить. Он мой брат. Я склонен судить его строго. Может быть, слишком строго.

Бифальт не смотрел на нее и едва позволил ей ответить, ведь он уже слишком сильно раскрыл себя. Пытаясь нащупать почву понадежнее, он спросил, почему она задержала его людей, когда они добрались до гарнизона Пятимостья.

Ее встречный вопрос – что бы вы сделали, если бы они вернулись раньше? – снова заставил его замолчать. Она слишком хорошо знала его. И уж конечно достаточно, чтобы понимать, что любое нападение на нее, особенно совершенное на его собственной земле, приведет короля в бешенство. По сути, королева, находясь так далеко от Бифальта, пыталась защитить его от самого себя.

Бифальт молча цеплялся за старую причину, за старую боль, которую называл честью. Что еще ему оставалось? Давным-давно он пообещал себе, что воздаст по заслугам магистрам Книгохранилища за их бесчестные уловки. Он хотел смирить их высокомерие. И все же он выполнил именно то, чего они от него требовали.

Это было заложено в их существе – исключительная жестокость. Но даже ненавидя магистров – ненавидя то, что они сделали с ним, – Бифальт служил им, потому что любой другой выбор означал бы согласие принести в жертву народ Беллегера.

Бифальт так и не смог подобрать слова. Все, что приходили на ум, были порождены болью и тоской, а потому он просто молча ехал рядом с Эстией, стискивая зубы до тех пор, пока у него не заболели челюсти.

При других обстоятельствах Бифальт мог очень весело провести эти несколько часов вдали от своих обязанностей. Солнце согревало его лицо, а стук подкованных железом копыт о гладкий камень дороги успокаивал. Бифальт – это не Кламат, король не разделял любви своего генерала к полям и посевам, стадам и отарам, полевым цветам и птицам. Но ему нравились прогулки верхом на свежем воздухе, нравилось чувствовать легкий ветерок и ощущать ногами сильные, гибкие мышцы коня, нравилась приглушенная музыка равномерного стука копыт и едва слышное поскрипывание седла. Как-нибудь в другой раз…

Он чувствовал себя беззащитным. Он был слишком напуган, слишком зол и слишком долго предавался воспоминаниям. Возвращение жены слишком сильно подействовало на него. Вся та защита, которую он создавал вокруг себя, чтобы не поддаться эмоциям, казалось, тянула его к земле.

Но Бифальт не осознавал, насколько уязвима вся его защита, до тех пор, пока его жена не проронила тихо, так тихо, что никто больше не мог услышать:

– Милорд, я должна кое-что вам сказать. Вам будет нелегко это услышать. Мне трудно говорить. Но я должна.

Он и не заметил, как к его шее приставили лезвие ножа – ее слова были этим лезвием. Бифальт – совершенно инстинктивно – попытался блокировать удар, предупредив его. И прежде чем он смог осознать свои слова и сдержаться, он резко произнес:

– Так скажи, – он все еще остро ощущал свое ничтожество. – Еще одна забота ко многим другим?

В ответ на его внезапную грубость Эстия не повысила голоса, но Бифальт заметил, что слова ее зазвучали чуть холоднее, чем раньше.

– Именно так, милорд. Магистр Фасиль рассказала мне, что я обладаю магическим даром.

Один удар сердца – и мир его замер.

А Эстия, словно пронзая кинжалом, добавила:

– Сейчас он дремлет. Но может быть пробужден. И она не знает, что это за дар. Она не знает, кем я стану, когда он пробудится. Но она совершенно уверена в том, что я им обладаю.

У нее нет доказательств. Да и не будет никаких доказательств, пока моя теургия не проявится. Но я не сомневаюсь – это правда. Спящий дар во мне многое объясняет, многое из того, чего я не понимала раньше в поведении отца.

Король Бифальт почти не слышал ее. «Я обладаю магическим даром». После этих слов остальное превратилось для него в какой-то неопределенный гул, словно жужжание ос, от чьих укусов немела всякая мысль. Бифальт не заметил, как остановил коня. Он не видел, как королева Эстия махнула своему отряду, приказывая магистру, принцу и амиканскому конвою держаться на расстоянии, убеждая Малыша и Сплинера не подходить ближе.

Магический дар. Его королева-консорт. Его жена.

На какое-то время Бифальт забыл, что он наедине с ней. Ему казалось, что он стоит в Последнем Книгохранилище, в кабинете магистра Сирджана Марроу и изо всех сил пытается сохранить себя, свою целостность, в то время как архивариус издевается над ним, насмехается, что-то ему объясняет, лжет и нарушает обещания – и так пока принц Бифальт не совершает роковую ошибку, заложившую основу всей его будущности, пока он не использует возможность спасти свою честь и независимость Беллегера в смертельной схватке.

А затем, в просторной столовой Книгохранилища, встречает свою гибель, столкнувшись лицом к лицу с бойцом, избранным магистрами. С Элгартом, его соратником и другом, человеком, с которым он не мог сражаться. С Элгартом, которого служительницы Плоти и Духа соблазнили или убедили поддержать требование магистра Марроу, требование мира между Беллегером и Амикой. Так архивариус сломал принца Бифальта. Ему было тошно от стыда и унижения, он падал все ниже и ниже, терпел одно поражение за другим, пока не достиг дна, полного унижения. И когда его падение было завершено, Бифальт стал другим человеком. Единственным осколком, оставшимся от прежнего принца, было безмолвное обещание.

Когда-нибудь он найдет способ отплатить за высокомерие магистров Последнего Книгохранилища.

Все, что произошло потом, было согласно с желаниями магистра Марроу. Ни на шаг не отступало от его плана.

Магический дар.