Монохром - Сергей Палий

Ему категорически нужно было попасть к шахте в окрестностях завода «Юпитер», где нечто породило жуткие создания. Только вот — зачем? Что он там хотел найти?

Я в который раз украдкой взглянул на Лёвку. На его лице застыло отрешенное выражение. Никаких эмоций, ничего. «Ты все мне расскажешь, братец партизан, — подумал я. — Я знаю, как тебя заставить это сделать. Но это чуть позже. Пока думай, что я отвел от тебя интерес команды. Заблуждаться иногда полезно для будущего взаимопонимания».

До Тихой Гавани оставалось километров пять. Проскользнув по улице Миражей, мы ощутимо сократили путь. Теперь не нужно было делать лишний крюк через крайний могильник. Правда, я чуть было душу не отдал взамен срезанного расстояния, но у всего есть цена. Даже у души.

И скажем без обиняков: то, что она до сих пор продолжала обременять мое тело, несказанно радовало.

Часа два мы петляли между аномалиями и болотными топями, которые здесь попадались все чаще. Усталость не критично, но ощутимо давила на форсированный долгим марафоном организм: замедлилась реакция, мышцы все сильнее забивались молочной кислотой, ноги становились тяжелее с каждым шагом, а череп — с каждой следующей мыслью.

Первым шел Лёвка, выбирая маршрут, и претензий к нему ни у кого не было — парень знал свое дело. Дрой даже пару раз многозначительно хмыкал, глядя, как бывший подопечный ловко определяет границы опасных участков.

Лёвке не просто везло, когда он бросал очередной болт и твердо ступал на чистое место. Он интуитивно определял вектор движения по едва заметным деталям окружения, будто бы видел путь в эфемерной материи мира. Прирожденный следопыт, таких опытные ходоки сразу чуют. Такие в Зоне — на вес золота.

Когда мы вышли из нагромождения деревьев и бурелома на относительно ровную местность, он остановился, осторожно приподнял уголок дыхательной маски и втянул воздух.

— Проблемы? — спросил я.

Лёвка указал на еле заметный дымок, вьющийся из низины. Ох и глазастый у нас провожатый! Струйка еле-еле различалась на фоне тумана.

Я включил ПДА, дождался, пока загрузится система и сканер откалибрует изображение по трем маячкам. Секунд десять! Отличную, оказывается, игрушку я у Фоллена взял — мой старый наладонник шуршал вдвое дольше. Стало быть, не зря всё-таки я в треньку старому прохиндею слил и за Периметр смотался.

В ящике мигало одно входящее, но я решил прочесть сообщение попозже и переключился на окошко радара. Никаких сигналов из низины не поступало. Ни отраженки, ни позывных чужих ПДА. Я перевел датчик в инфракрасный режим, и на экране поплыли темные сине-зеленые разводы, в которых угадывались контуры местности. Ни ярких оранжевых, ни желтых пятен, свидетельствующих о теплокровных организмах, не появилось. Лишь бордовая клякса не до конца затушенного костра.

— Уроды, — буркнул я. — Кто ж такое палево оставляет.

— Нужно смотреть в оба, — сказал Гост, показывая пальцем в тепловые разводы от разбросанных углей. — Те, кто оставил золу, ушли совсем недавно. Полчаса, максимум час назад. И они торопились.

— Куда отсюда можно двинуть? — спросил Дрой. Кивнул в сторону сизых силуэтов кривых мостков:

— Это же и есть Гавань, как я понимаю?

— Да, — подтвердил Лёвка. — Отсюда можно пойти тремя путями: через могильник, к улице Миражей и в Гавань. Мы никого не встретили, поэтому остаются два варианта. И лучше бы эти кто-то потопали к могильнику, иначе возле воды нас ждет засада.

Дрой осклабился:

— Есть и плюсы: хоть по людям постреляем, а то по птичкам — как-то неспортивно.

— Циник, — печально произнес Зеленый и побренчал тетивой арбалета.

Мы направились в сторону мутно-болотной плашки, видневшейся за береговой полосой.

Тихая Гавань была действительно тиха. В этом месте река совершала поворот, образуя широкую заводь, в которой когда-то находился небольшой причал и дом рыбака. Теперь от крепких конструкций осталась бревенчатая труха да ржавый скелет из сваренных труб, горчащий над мертвой водой. Течения в самой заводи практически не было, поэтому казалось, будто темная масса застыла под глянцевитой пленкой. Но за мысом картина кардинально менялась. Там течение имелось, и нехилое. В фарватере из-за неровности дна образовывалась турбулентность: самый настоящий омут очаровывал путников своей смертельной красотой. Воронка держалась на одном и том же месте уже не первый год, и некоторые ученые предполагали, что в глубине обжилась какая-то мощная аномалия. Исследовать омут никто не решался, да и смысла в подобном геройстве особого не было. Бурлит и пусть себе бурлит — главное, на прохожих не бросается.

У останков причала торчали мостки, отстроенные несколько лет назад неизвестно кем и без уловимой цели. Ведь рыбы в здешних водах давным-давно не водилось, ну а купаться в ядовитой луже решился бы только умалишенный мутант. Говаривали, правда, будто по ночам от этих мостков исходит призрачное свечение, и, если подойти близко-близко, можно увидеть, как возле них плещутся те, кто их соорудил. Байки, понятное дело, причем довольно нелепые — я бы и в серьезном подпитии в такой бред не поверил. Но главной достопримечательностью Тихой Гавани были вовсе не мостки и не таинственная червоточина омута. Основным объектом споров и домыслов оставался корабль. Накренившийся на правый борт баркас «Федерация» стоял на каменистом мысе, окруженный пугающим ореолом легенд и таким мощным радиационным фоном, что приблизиться к нему не решались даже ученые в продвинутой экипировке. Количество схваченных рентген на единицу времени было столь чудовищно, что надевай хоть броню «Тигр», увешанную «пузырями» да «вывертами», — прошибало влет. Дозиметры зашкаливали. Даже на расстоянии полусотни метров от судна фонило что в твоем реакторе. Откуда взялась «Федерация» здесь, в южном рукаве Припяти, — никто не ведал. Скорее всего корабль принесло из северных водосборников и прибило течением. Складывалось впечатление, будто баркас полон урана или плутония, но несколько искателей, рискнувших шустро поживиться грузом, вернулись ни с чем. Трюм был пуст.

А еще говаривали, что «Федерацию» занесло в эти края по Днепру аж из Черного моря. Кажется, лет пять назад один из бывших моряков, заделавшийся сталкером, распустил слухи, будто сама пучина отвергла проклятый промысловый корабль и отправила его в долгое путешествие супротив течения в Тихую Гавань, а команду обрекла на утопление у призрачных рыбацких мостков. Столь суровое наказание «Федерация» заслужила якобы потому, что капитан был настоящим пиратом: кроме ловли рыбы, он выслеживал отбившиеся от регаты яхты, грабил их владельцев и пускал ко дну. Сказка оказалась красивой и пошла в народ, быстро став одной из многих тем для разговоров во время нетрезвых посиделок.

Лично меня больше всего веселило несоответствие пафосного названия и неказистого внешнего вида суденышка, которое хоть и выглядело крепким, но уж никак не тянуло на целое союзное государство.

Возле мостков мы остановились. Потемневшие доски висели над гладью, покрытой радужной пленкой. Вода замерла, как под тончайшим стеклом, боясь, что ее спокойствие вот-вот потревожат.