Роковой романтизм. Эпоха демонов - Евгений Жаринов

1. И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд.

2. Она имела во чреве, и кричала от болей и мук рождения.

3. И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадим.

4. Хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю. Дракон сей стал перед женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца.

Она лежит ничком на спине, а из ее чрева вот-вот появится ребенок. На лице женщины мы видим боль и страх за будущее младенца, ее руки сложены в молитвенном жесте и обращены к небесам. Нависший над ней Красный Дракон распростер свои крылья и готов поглотить священное дитя, как только оно появится на свет.

Персонажи картины Уильяма Блейка «Красный дракон» расположены так, чтобы создавать максимальный эффект напряжения: лежащая женщина занимает примерно четверть листа снизу, в то время как все остальное пространство занято мощным мускулистым телом Дракона. Красный цвет его распростертых крыльев оттеняет сияние солнечных лучей, иллюстрируя, таким образом, вечную борьбу света и тьмы. Зритель сопереживает женщине, невольно восхищаясь при этом красотой и мощью отрицательного персонажа. Такое любование первобытным злом полностью соответствовало романтической категории Возвышенного. Перед нами не просто воплощение чувства страха, а изображение на уровне психической патологии состояния аффекта, когда человек полностью теряет всякие разумные объяснения происходящему. В этой композиции следует обратить внимание на интересный жест (зеркальный). Дракон распростер свои крыла над женой внизу, а Она повторяет этот агрессивный жест, пытаясь защитить себя и ребенка. Такое зеркальное отражение зла лишь усиливает ощущение полной беззащитности перед агрессивной злобой. Так аффект парализует нашу волю. Не случайно очень часто иллюстрации Блейка используют в психиатрии. Вглядимся в это зло крупным планом. Но акварель данная несет в себе и определенный мистический смысл. «Женщина — это Ветхозаветная Церковь, которая должна родить новый дух, родить Христа, Мессию» (Александр Мень). Она вся золотая. На контрасте с серыми красками Дракона.

Акварель можно истолковать таким образом, что христианская мораль и нравственность, проповедуемые церковью, беззащитны перед первобытным злом. И здесь вновь приходят на ум ассоциации с Жерико и Делакруа, которых так потрясла трагедия «Медузы» и вспышка каннибализма среди обреченных на гибель людей. «Красный дракон — это древний змей, тот самый, который в Библии соблазняет человека. Это дракон хаоса», — писал по этому поводу Александр Мень. Вот такой хаос, который царит в нашей душе и в любой момент может вырваться на свободу, и изображает художник-визионер Уильям Блейк.

В дополнение к этой картине художник также написал еще несколько: на одной из акварелей мы можем видеть тот же сюжет, изображенный с другого ракурса. Перед нами та же картина, но только со спины. Мы видим мощный скульптурный торс, отдаленно напоминающий фигуры Микеланджело, и в профиль все ту жену в золотом сиянии. Это очень напоминает искусно смонтированные кадры из фильма ужасов. Одна акварель словно дополняет другую, подготавливая кульминацию, завершающий эмоциональный взрыв.

И вот после двух акварелей с Женой, символизирующей Ветхозаветную церковь, готовую вот-вот родить мессию, появляется еще одна, на которой нам предлагают вглядеться в многоликое зло:

1. И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадем, а на головах его имена богохульные.

2. Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него — как у медведя, а пасть у него — как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть.

Ю. М. Лотман совершенно справедливо отмечал, что романтизм тяготеет к бунту, и бунту глобальному, космическому, а главным героем всего этого направления будет Демон, восставший против Бога. Вот этот демонический бунт буквально и «вырывается» с акварелей Уильяма Блейка, наиболее яркого представителя английского романтизма.

Швейцарский и английский живописец, график, историк и теоретик искусства, автор знаменитой серии картин на тему кошмара. Искусствоведами творчество этого художника рассматривается как предвестие викторианской сказочной живописи. Фюссли считается одним из главных новаторов живописи рубежа XVIII–XIX веков, а его творчество, наряду с творчеством Уильяма Блейка, — ранним проявлением романтизма в английском искусстве. Рисунок и вообще техническое исполнение картин Фюссли небрежны; желание поражать необычайным нередко приводило художника к странностям в композиции, к вычурной театральности поз и движений изображенных фигур, а в колорите — к резкости и неестественности. Картины художника наполнены изощренным гротеском. Фюссли писал картины, где воплощал темные, иррациональные видения. Вот одна из них: «Кошмар» (1781).

Но пожалуй, самым ярким представителем английской романтической живописи можно назвать Уильяма Тернера.

Британский живописец, мастер романтического пейзажа, акварелист и предтеча французских импрессионистов. В своем знаменитом шедевре «Невольничий корабль» У. Тернер обращается к любимой со времен Жерико теме морской катастрофы. Вообще, море для романтиков станет очень важным элементом художественного восприятия как мира внутреннего, так и внешнего. Именно морская стихия будет вдохновлять как поэтов, так и художников. Знаменитый лермонтовский шедевр «Белеет парус одинокий», вдохновленный лирическим отступлением Альфреда де Мюссе в его романе «Исповедь сына века», помнят все еще со школьной скамьи. Романтическое стихотворение «К морю» Пушкина также постоянно включается в школьную программу. Есть подобные стихи и у Байрона. Знаменитое «Сказание о старом мореходе» Кольриджа, «Ода западному ветру» Шелли и многое другое — все это говорит об особом пристрастии романтиков к морской стихии. В живописи Жерико, Тернер, Делакруа, Айвазовский в полной мере отдали дань этому романтическому пристрастию. «Невольничий корабль» Уильяма Тернера в данном контексте не является исключением. Как и в случае с «Плотом „Медузы“» Жерико за известным шедевром английского живописца скрывалась реальная неприглядная история, рассказывающая о мрачных сторонах человеческой природы. Один из самых позорных эпизодов в истории Британии приходится на конец XVIII столетия и именуется ныне как бойня на «Зонге». В конце 1781 года английское невольничье судно «Зонг», вмещавшее 442 раба-африканца, перевозило «живой» товар из Аккры на Ямайку, однако корабль сбился с пути из-за навигационной ошибки и несколько недель блуждал по Карибскому морю. На судне вспыхнула эпидемия холеры, запас пресной воды иссякал, и экипаж во главе с отнюдь не милостивым капитаном принимает решение выбросить за борт корабля «лишний груз»: 29 ноября 54 связанных женщин и детей были выброшены через окна кают в море, через два дня 42 раба мужского пола, затем еще 36. По прибытии на Ямайку количество рабов, оставшихся на судне «Зонг», составляло 208 человек, каждый был продан за 36 фунтов. Что же заставило членов ливерпульского работоргового синдиката принять такое бесчеловечное решение? Все дело в том, что синдикат заранее застраховал жизни перевозимых рабов, и мог требовать у страховой компании покрытия убытков только в том случае, если рабы умрут не на берегу, не естественной смертью, а именно в море, чтобы спасти оставшийся «груз». Страховая выплата составила 30 фунтов за голову. Общественности стало известно о массовом убийстве лишь спустя 18 месяцев.