Борт С-747 приходит по расписанию - Фридрих Незнанский

— Вы говорите, вас не покидает ощущение, что Хозяин это Броненосец. Возможно, так оно и есть и вы правы в своих догадках.

— Э-э, нет! Был бы прав, если бы не одна закавыка — двадцать лет назад Броненосца к «вышке» подвели.

— Расстрелян?

— На моих глазах.

— Никаких сомнений быть не может? — допытывался Андрей в тайной надежде услышать положительный для себя ответ. Но не тут-то было. Трофим Тимофеевич сказал:

— Сомнений нет. Я лично в похоронной команде участвовал, был ее командиром. Там-то и произошла со мной история, на первый взгляд, ужасная, а я ее вспоминаю с радостью. Гнить бы Броненосцу в безымянной яме под номерной табличкой, если бы не его жена. Вот это женщина, доложу я тебе! Мечта! За такую не грех и выпить!

Одна бутылка уже кончилась, и Корешков в глубине души поблагодарил начальника колонии, который отказался взять московский сувенир, тем самым невольно способствуя разговорчивости много знавшего бывшего охранника. Он извлек из пакета вторую бутылку «Столичной» и налил старику почти полный стакан. Спьяну тот не заметил, что Андрей лишь пригубливает, поэтому у него ни в одном глазу.

Маханув очередной стаканчик, Дорожкин закусил последней картофелиной и мечтательно прикрыл глаза.

— Ей тогда уже за сорок было, но в постели она — пламень белая! Удержу не знала! Такие фортеля выделывала, что в жизни не забыть. И ведь понятно, что любила-то она его. Для этого и ублажала меня, как последняя подстилка, чтобы я отдал ей мужнино тело. Но делала все так виртуозно, по высшему разряду. Чисто француженка. Не знаю, обучалась она этому или природный талант, только… — Он махнул рукой. — Только пришлось мне рискнуть погонами, отдать тело мужа. И это, по моему разумению, делает ей честь. Это ж как надо мужа любить, чтобы решиться на такое, а?!

На этот раз он сам налил себе четверть стаканчика и выпил, словно благодаря самого себя за приятные воспоминания.

После паузы Корешков спросил:

— Скажите, а как вы связываетесь с Хозяином?

— Я? Никак. Зачем мне с ним связываться?

— Например, если вы хотите рекомендовать ему человека.

— Э-э-э… — вконец захмелевший Дорожкин назидательно поднял указательный палец, — такого не бывает. Чтобы я хотел рекомендовать. Он меня попросит, я — всегда пожалуйста. А чтобы я кого-то навязывал, это слишком жирно будет. Это у меня такое правило — не навязывать. И знаешь, мил-человек, почему? Потому что в любом случае кто-будет недоволен. Либо тот, кого я рекомендовал, либо тот, кому рекомендовал. А то и оба. Мне это надо?…

* * *

Только Андрей с присущим ему оптимизмом мог считать, что его поездка в колонию была удачной. Во-первых, Трофим Тимофеевич обещал при случае узнать телефон Хозяина или каким-то другим образом с тем связаться. Правда, на это особенно рассчитывать не приходится. И не потому что пьяный старик на следующий день забыл о своем обещании, а потому что не станет выдавать человека, который худо-бедно иногда его подкармливает. Во-вторых, начальник колонии Фальковский, которому Андрей рассказал про Коровина-Броненосца и его жену, тоже обещал добыть про них информацию.

Жена погибшего Броненосца заинтересовала Корешкова. Он чувствовал: здесь может существовать нечто, связывающее всех фигурантов расследования.

— Теоретически такой вывод вполне возможен, — сказал Багрянцев. — Только сейчас придется перекинуться на другое направление — на латвийское.

Перед вылетом из Перми Андрей позвонил Сергею Константиновичу, рассказал о скудных результатах поездки. Узнав, что Корешков прилетает утром, предложил заехать за ним в аэропорт. «Не надо, зачем», — стал отнекиваться Андрей. Все же Багрянцев настоял на своем: «Это для меня небольшой крюк. Я в это время поеду с дачи в город, поэтому тут особого напряга нет. Тем более что нужно срочно поговорить».

И вот сейчас они медленно ехали по забитому до отказа Каширскому шоссе.

— Так что ты намекал про латвийское направление? — спросил Корешков, когда приятелю наконец удалось отпрянуть от буквально наседавшего на него справа грузовика.

— Служба Полоскина сейчас проверяет документы «Меркурий-сервиса». Шерстят их почем зря в хвост и в гриву. В общем, выяснилось, что все дела у тех шли через Латвию.

— Ну а что ж тут особенного? — сказал Андрей. — Раз машины идут из Германии, не могут же они миновать те страны, которые между нами.

— Это понятно. Но дело в том, что из салона Потоцкого в Латвию регулярно переводились большие суммы.

— Зачем?

— Хм, «зачем», — передразнил его Багрянцев. — Вот с этим и нужно разобраться. Причем на месте. На первый взгляд, такой трюк Потоцкого выглядит полным идиотизмом.

— То есть мне следует отправиться в королевство шпрот. А как я там разберусь во всех этих финансовых хитросплетениях? У них, небось, сейчас вся документация ведется на латышском языке.

— Это само собой. Только ведь старые связи сохранились. Там же столько ребят работает, с которыми я когда-то вместе учился. Вместе приходилось расследовать всякие дела. Поэтому все осталось. Это вонючие политики могут спорить до хрипоты и ссориться, а между коллегами надолго останутся нормальные отношения. Особенно если те когда-то вместе подвергались опасности. Кстати, возможно, Потоцкий надеялся, что из-за документации на латышском его переводы сюда останутся незаметны.

— Ты уже туда звонил, договорился насчет моего приезда?

— Я уже туда сто раз звонил, — ответил Сергей Константинович, не отрывая взгляд от дороги, которая по мере приближения к Москве становилась все более запруженной машинами. — И насчет твоего приезда договорился, и насчет проверки документов.

— Официально?

— Ну а как же иначе! Все тип-топ: состряпал письмецо и отправил по факсу. Там уже к твоему появлению приготовлен отчет. Посмотришь.

Корешков сказал:

— Если все готово, почему бы им тоже не прислать этот отчет по факсу?

— Да все равно придется туда отправиться. Потом еще нужно будет съездить в Польшу. Не одному, в Риге дадут помощника. Так что ты особенно не упирайся. Там должно быть не менее интересно, чем в Коми-Пермяцком округе.

Рижские коллеги (когда-то были милиционерами, а сейчас — полицейские) сообщили, что помогать Корешкову будет молодая красивая женщина. Андрей списал эти слова на элементарную галантность прибалтов. Небось, стояла рядом с телефоном, когда они звонили в Москву, вот и назвали ее молодой и красивой. То есть что эта Мирдза молодая, он не сомневался. Молодых много. А вот насчет красоты… Эта особенность встречается намного реже.

Все же морально был готов к тому, что его встретит красивая женщина, и настроился вести себя исключительно по-деловому. Нехорошо будет, если рижские полицейские сразу начнут молоть языком, мол, приехал москвич и вместо дела принялся за бабой ухлестывать. Нужно будет держаться посолидней. Однако то, что он увидел в аэропорту, изрядно перетряхнуло стройную систему его благих замыслов.