Хрустальная колыбель - Сергей Станиславович Юрьев

– Видишь, мой скакун, я делаю то, что обещала. – Гейра сбила с его головы тюрбан и чмокнула гладко выбритую макушку. – Скоро мы с тобой сядем у стола, за которым пировал Великолепный, выпьем крови, смешанной с ядом, вкусим пьянящей трепещущей плоти, а потом, если постараться, весь мир станет пирогом нашего вечного пиршества!

– Да, Гейра! – крикнул в ответ Хаффиз, убыстряя свой бег.

– Называй меня – Хозяйка!

– Да, Хозяйка! – Он вдруг почувствовал, что подчиняться ей, Гейре, Хозяйке, – для него не тяжкая необходимость, а истинное счастье, то самое, к которому он стремился всегда. Мог ли он знать, бросая вызов могущественному Эс-Сахаби, что путь, который он начал в тот день, вознесёт его на такие высоты!

Гейра сильнее сдавила бёдрами его бока. Значит, нужно бежать ещё быстрее! Здесь тело не знает ни боли, ни усталости, и можно мчаться вперёд, непрерывно убыстряя бег, хоть целую вечность. А впереди тем временем вспыхнула Алая звезда и протянула навстречу им один из своих бесчисленных лучей. Теперь можно было бежать по лучу, вдыхая терпкий ужас Небытия, способного исполнить любое желание. Но чего ещё желать? К чему стремиться теперь, когда ты и так на вершине блаженства? Гейра! Хозяйка! Нет ничего слаще этих слов, ласкающих язык… Нет ничего желанней, чем выполнять её волю…

Дремлющая гарпия подняла сонную морду, зашипела, но, узнав Гейру, вновь залегла на каменную тумбу, возвышавшуюся слева от начала крутой лестницы, которая вела в покои Великолепного. Бывшие покои бывшего Великолепного… Вторая тумба пустовала, а это означало, что из более чем дюжины тварей уцелела только одна. Гейра шагнула на первую ступеньку, отпихнув ногой Хаффи, который попытался прижаться своим мохнатым боком к её ноге. Пока они мчались к Алой звезде, бывший маг покрылся густой бурой шерстью, которая клочками пробивалась сквозь обрывки малинового парчового халата. Ухватив его за холку, она лёгким движением усадила своего спасителя и раба на пустующую тумбу.

– Хаффи, сидеть здесь и ждать тут! – приказала она, и в его чёрных глазах мелькнула преданность и благодарность.

Ничтожный маг пытался подчинить её себе, и с него, конечно, следовало просто содрать кожу. Но именно такие жалкие твари обычно оказывались наиболее полезными. К тому же неизвестно, как проложить обратный путь, а Хаффиз вполне мог бы что-нибудь придумать. Когда ему будет позволено думать… Сюда их привёл коридор парных знаков – когда-то Гейра оставила здесь, на ступенях Алой звезды, отпечаток своей ладони. Желание размягчило камень, на мгновение сделав его подобием сырой глины. А вторая ладонь у Гейры всегда была при себе. Этот путь вёл только в одну сторону, в Несотворённое пространство, но не давал возможности выбраться из него.

– Жди меня тут, Хаффи. – Она потрепала своего верного пса по лохматой спине. – Я вернусь и принесу тебе что-нибудь погрызть.

Гейра двинулась вверх по лестнице, не оглядываясь на преданного ей зверя, который поскуливал, скрёб лапами по шершавому камню, но не смел нарушить приказ Хозяйки.

Нельзя оспорить то, что невозможно объяснить. Таким образом, наиболее бесспорным можно считать то, в чём нет ни капли здравого разумения.

Так однажды пытался шут лорда Холм-Эгера перевести на человеческий язык ржание лошади своего господина

– Стена, дорога, выгоревшее поле, небо под ногами… – Ведунья, выслушав Олфа, долго молчала, а он терпеливо ждал, зная, что Сольвей скажет только то, в чём не сомневается. Домыслы и догадки ему самому были не нужны. – Служители называют это место Надмирной Пустошью, или Лейнором… Туда порой проникают души спящих, и там находят временный приют души умерших, не желающие расставаться с земными заботами или ждущие кого-то, кто был им дорог при жизни. Там побывал каждый, только мало кто помнит об этом, а если и помнит, то не всем это идёт на пользу.

– Да ты мне просто скажи: было всё это или не было? – Олф задул светильник, без которого было уже достаточно светло. – Правда со мной лорд Эрл говорил или мне привиделось?

– Не лорд Эрл, а Служитель Эрл, – поправила его Сольвей, но Олф, казалось, этого не заметил.

– Я и говорю – лорд… И откуда он знать может, что Юм жив? Я бы тоже знать хотел.

– А ты не сомневайся. Жив он, – сообщила Сольвей без тени сомнения.

– А тебе-то откуда знать?

– Я не знаю, я чувствую.

– Вот и он вроде бы так сказал.

– Знаешь, Олф… – ведунья поднялась со скамейки, медленно подошла к выходу из-под навеса и теперь смотрела туда, где вот-вот должен был показаться краешек солнечного диска. – Знаешь, Олф… Есть чувства, которые не обманывают, которые не могут обмануть. Иногда они заставляют нас действовать вопреки здравому смыслу, но не надо путать правду со здравым смыслом. Иногда хочется забыть, что существует время, расстояния, обычаи, запреты. А лучше бы вообще всё забыть – тогда и жалеть ни о чём не надо. Наверное, я плохая ведунья… Дед не хотел, чтобы я занималась ведовством, и только недавно я поняла – почему.

– Ну и почему же? – На самом деле Олфу это было не слишком интересно – ему хотелось поскорее разобраться с мороком, не позволяющим его воинству перейти через реку, и решить, что делать дальше.

– Слишком часто приходится обращаться к силам, источника и сущности которых мы не знаем. – Она прикрыла глаза, подставив лицо первым лучам восходящего солнца. – И не знаем, когда и чем придётся заплатить за их помощь.

– Платить? А чем? Мне вот, например, кроме жизни, отдать нечего. А жизнь моя не так уж дорого стоит. – Олф стал рядом с ней и тоже посмотрел на солнце. – Я давно уже лишнего живу. Чего с нас взять-то?

– Жизнь… Как-то Святитель Герант мне говорил, что человек подобен гусенице, мертвец, пока его не сожгли, – кокон, а что вылупится из кокона – зависит от того, как прожита вот эта самая жизнь. – Сольвей закрыла глаза, и её юное лицо на какую-то долю мгновения стало похоже на маску, подобную тем, в которых актёры выходят на подмостки. – Неужели тебе никто не говорил, что смерти нет – есть только странствие по бесчисленным мирам?

– Говорил… Служитель Эрл во сне то же самое сказал. Но мне пока не до того. Вот однажды какой-нибудь удалец снесёт мне голову, тогда узнаю, что там будет. – Олф говорил спокойно, искренне считая, что воин для того и живёт, чтобы однажды погибнуть. – Да и не об этом сейчас разговор. Что делать – не знаю. Первый раз за всю жизнь мной командовать некому.

– Расскажи, как исчез Юм, – попросила ведунья, не открывая глаз. Её лицо даже в лучах восходящего солнца казалось бледным.

Больше всего на свете Олф не хотел вспоминать о том злополучном вечере: клочья тумана, воины-призраки, подобные теням, суматоха, толчея, безумие, страх, беда. И не хотелось верить в то, что всё это происходит на самом деле… А наутро казалось, что жизнь кончена, и всё, что происходит вокруг – лишь её отражение в мутном кривом зеркале, которое вот-вот лопнет, рассыплется на множество мелких осколков, в которых медленно и мучительно будут умирать отблески багрового заката. Стоп! Это тоже сон, который был забыт сразу же после пробуждения. Тогда, после исчезновения Юма, он не мог уснуть четверо суток, и в конце концов герольд Тоом заявил, что отрубит себе палец, если мастер Олф не выпьет отвара, приготовленного каким-то местным ведуном. Бывший шут оказался, как всегда, прав – ничто бы так не пошло Олфу на пользу, как сутки беспробудного сна.