Железный человек - Моё путешествие сквозь Рай и Ад вместе с Блэк Саббат - Тони Айомми

Он не вникал во всё это. Или, может быть, он немного вникал, а затем его внимание переключалось на другие вещи и он уже был далеко. Он не так много вкладывал в общую копилку. Это не было его виной. Он просто не был таким музыкальным. Он не владел никаким инструментом, поэтому он не знал, какие аккорды там идут, а с Ронни мы работали более командно, так как если вы садились рядом, он также брал гитару, или бас, и он предлагал: “Как насчёт такого аккорда?”

“А, да... точно!”

И от этого мы отталкивались. Ронни очень большое участие принимал, и это было круто.

Оззи пел по аккордам. Только послушайте “Iron Man”, и вы поймете, куда я клоню: его вокальная мелодия копирует музыкальную линию. В этом ничего такого, но Ронни любил петь вокруг риффа, а не с ним, придумывая мелодию, которая отличалась от аккомпанемента, что и открывало музыкально перед нами больше дверей. Я не хочу, чтобы это звучало, как нападки на Оззи, но подход Ронни позволил мне освоить другой путь и понять, что я могу двинуться, скажем, отсюда вот туда.

Ронни много привнес к нам и кроме того, как звучал его голос. Он знал, чего хотел, и мог говорить с нами в музыкальных терминах: “Может попробуем ля здесь?”

Оззи этого не умел, он не знал что означали “ля” или “ре”. Лучшее, что он мог предложить, было: “Ну, тут нам нужно что-то другое.”

“Какие-то идеи?”

“Ничего особенного. Как насчёт, эээ...”

Мы стали более профессиональными. Ронни всегда хотел сделать что-то ещё лучше, он постоянно поддавливал, и на сцене, и вне её. Для нас это было хорошо, так как это всех нас подталкивало. С годами мы, возможно, немного обленились и слишком полагались на то, что мы уже освоили, а Ронни бросал нам новые вызовы. Таким образом мы снова были больше, чем группой: мы сплотились, стараясь защитить команду, защитить то, что у нас было. Мы поверили в то, что у нас было.

“Heaven And Hell” мы писали в Criteria Studios в Майами, там же, где записывали “Technical Ecstasy” за пару лет до этого. Впервые после “Master of Reality” нас продюсировал кто-то другой, и это оказалось большим подспорьем. Мартин Бёрч (Martin Birch) снял с моих плеч большую ношу. Он уже сделал несколько отличных альбомов для групп с большими именами, вроде Rainbow. Его порекомендовал Ронни, вот мы и надумали попробовать.

Мы снова были во Флориде, и это означало, что дурь была в изобилии. У соседа Барри Гибба в постоянном наличии были такие запасы кокса, что вы мне не поверите. Я заходил к нему, а у него фунтами он громоздился на столе в больших кучах.

“Вот, набирай себе сам.”

Это было невероятно. Мы приходили в четыре утра: “Можно к тебя заглянуть на минутку?”

Он был тут как тут!

“Да, располагайтесь.”

Мы уже просто перебарщивали, так как оно было тут, прямо у нашего порога. Но это не остановило сочившегося из нас творчества. У нас всегда был пятый член команды, нечто, маяк, освещающий путь, если хотите, который вел нас в правильном направлении. Именно там, в Майами, в доме Барри, мы написали “Die Young”. В этой песне есть вставка. В той части, где Ронни поёт “die young”, ритм спадает до спокойного пассажа. До того времени Ронни никогда не делал таких вещей, спадов, всё время было, наверное, “только вперёд”! Я сказал ему: “Мы годами это делали во многих вещах Sabbath, мы разбавляем немного в середине.

И Ронни сказал: “А, да, получается!”

Это был еще один опыт познания для него - наблюдение за тем, как мы пишем и что мы можем, новое направление, путешествие на другие территории. Я был уверен. что знаю, куда идти в таких случаях. Думаю, мы все были уверены, все знали: это нас направлял пятый член команды. “Die Young” - хорошо структурированная композиция. Она стала вторым синглом после “Neon Knights”, и до сего дня её отлично принимают.

“Children Of The Sea” мы сделали, еще когда Оззи был с нами. У меня где-то сохранилась версия, где он поёт в ней, с другим текстом и вокальной мелодией, абсолютно отличной от той, которую сделал Ронни. Когда мы записали новую версию, я хотел, чтобы она звучала, как будто рабы с галеона захватывают большой корабль. В моей голове звучало что-то вроде песнопения монахов, так что мы спросили парня из студии: “Мы тут где-то можем монахов нанять?”

Он обзвонил всё вокруг, пытаясь найти монахов. На самом деле мы немного шутили, вообще-то. Но он пришёл и на полном серьёзе сообщил: “Ну, мы можем заполучить только одного монаха... но мы можем сделать наложения!”

“А?!”

Он пришёл ко мне, и “оо-оооо-ооо”, только и дай ему петь свои псалмы. Мы остолбенели. Нам представлялся целый хор, а у нас был один монах.

Но можно было воспользоваться наложениями.

Находясь в Лос-Анжелесе, мы приобрели эти плёночные аппараты, JVC, со встроенными микрофонами, так что могли записывать всё, что бы мы не делали, когда бы мы это не делали. Мы были дома и просто джемовали. У меня был небольшой усилок, всего в несколько ватт, и у нас была маленькая барабанная установка, мы целую вечность играли “Heaven And Hell”. И получали реальное удовольствие. Ронни немного подыгрывал на басу поначалу, а потом у нас появился Джефф. Ронни что-нибудь пел, и это давало нам идеи, куда двигаться дальше. Мы просто выстроили эту песню, занимаясь таким вот джемом.

Я и до этого поджигал Билла Уорда, но в этот раз всё вышло из-под контроля. Пока он, завывая, метался по студии, я ржал во весь рот. Но когда он продолжил визжать корчиться, всплыла ужасная истина: мой барабанщик горел в огне!

Всё началось, как отвязный номер. Мы с Биллом несколько раз устраивали фокус, в котором я подносил зажигалку к его бороде и она, может на секунду, воспламенялась. Это всегда вызывало смех, так что то же самое должно было произойти и во время работы над альбомом “Heaven And Hell” в “Town House Studios”, когда он вошёл, я сказал ему: “Билл, можно снова поджечь тебя?”

“Нет, не сейчас, я занят.”

“А, ну ладно.”

И совершенно забыл об этом. Через несколько часов, когда я возился со своей гитарой, подошёл Билл и сказал: “Слушай, я собираюсь обратно в отель, так что, ты ещё намереваешься поджигать меня или как?”

Мартин Бёрч, продюсер, ушам своим не поверил. Он воскликнул: “О, чёрт меня побери.”

Билл был готов провернуть это дело, и я решил слегка добавить эффекта и попшикал на него жидкостью, которой техники в студии протирали головки на плёночных аппаратах. Его одежда попросту впитала её. Он воспламенился, словно бомба.

“Уууух!”

Он упал на пол, а я продолжал брызгать очистительную жидкость. Я то думал, он шутки шутит, а он на самом деле горел. Пламя охватило его штаны и перекинулось на носки. Закончилось всё ожогом ног третьей степени.