Паутина тьмы - Карл Эдвард Вагнер

Тем не менее не это беспокоило Кейна – хотя он и испытывал ненависть к любым богам. Его тревожило то, что у Эфрель обнаружилось средство избавиться от него в случае необходимости – или, скорее, что существовал фактор, который мог усложнить ему самому устранение Эфрель. Ибо довольствоваться второстепенной ролью было совершенно чуждо его натуре. И Кейн знал, что поражение Неистена Мариля будет всего лишь первым этапом кровавых узоров, которые сплетает судьба.

С моря дул легкий ветер. Луна выглядывала из-за облаков, освещая мостовые.

Имель указывал путь, он шел быстро и нервно.

– Я подумал, что, вероятно, ты можешь что-то с ним сделать, – сказал он.

– Не всегда, – проворчал Арбас, с трудом поспевая за ренегатом.

– С ним такое часто? – спросил Имель.

Арбас пожал плечами:

– Я не настолько хорошо его знаю. Но пару раз я видел его таким. На него иногда находит. Он не спит, курит слишком много опиума и заливает в себя слишком много бренди. Любой другой человек дал бы дуба через неделю такой жизни, но Кейну хоть бы что…

– Это здесь, – сказал Имель, указывая на прибрежный кабак.

Над дверью не было никакой вывески, но смесь запаха кислого вина, мочи и рвотных масс была знакома убийце. Они осторожно миновали грязный кожаный занавес и всмотрелись в полумрак. Через порог было переброшено раздавленное тело человека. Арбас переступил через него.

– Кейн? – позвал он тихо.

Фигура, склонившаяся над стойкой, подняла голову.

– Заходи, Арбас, – пробормотал Кейн.

Убийца вошел в плохо освещенную комнату. Имель взволнованно последовал за ним. Еще одно искалеченное тело лежало среди обломков стола.

– Похоже, ты конфисковал это заведение исключительно в свою пользу, – заметил Арбас.

– Почти, – согласился Кейн. Он поднес бутылку к губам, глотнул и бросил ее Арбасу. Узколицая жрица любви протянула ему еще одну из-за стойки. Ее глаза беспокойно метались от лиц пришедших к Кейну.

– Содержатель таверны ушел, – сказал Кейн. – Моя подруга рассказывала мне историю своей жизни. Это очень интересно.

– Чем занимаешься? – небрежно поинтересовался Арбас, передавая бутылку Имелю.

– Искал спокойное место, чтобы немного выпить.

Лицо девушки было неестественно бледным под румянами. Арбас глянул вниз и увидел третье тело, растянувшееся за стойкой у ее ног.

– Спокойное место, – сказал убийца.

– Здесь стало гораздо спокойнее спустя некоторое время,– поведал ему Кейн.

Имель вздохнул и сел на скамью. Его люди доложили ему о драке. К тому времени Кейна узнали, и уже не было необходимости вмешиваться. Хотя для полководца позволительно выпить с низшими по званию, ренегат сомневался, пристойно ли драться с ними.

Кейн нахмурился, увидев встревоженное лицо Имеля.

– Выпей, – пригласил он. – Ты выглядишь расстроенным. Хочешь позаимствовать мою подружку?

Кейн грубо захохотал от этой мысли. Он скатился со стойки, держа в огромных руках две бутылки, и направился через замусоренную комнату. Продолжая смеяться, он скользнул в кресло за угловым столиком.

Арбас кивнул Имелю, и они пододвинули стулья и уселись рядом с Кейном. Проститутка робко наблюдала за ними из-за грязной стойки, поедая глазами входную дверь.

– Арбас,– сказал Кейн,– ты когда-нибудь спал с одноногой женщиной?

Убийца отрицательно покачал головой, наклоняя свою бутылку.

– Имель, – повернулся Кейн к товносианцу, – ты когда-нибудь спал с одноглазой женщиной?

Имель сделал большой глоток из своей бутылки, изо всех сил надеясь, что их никто не слышит. От бренди ему показалось, что убогая комнатка светится, и неожиданно он засмеялся вместе с Кейном.

– Было время,– начал Кейн, пододвигая бутылку компаньонам,– было время, когда императрица приглашала тебя в свою постель, и за это стоило сражаться. На следующий день отправляйся и разбросай свои кишки по полю битвы – черт побери, умрем за поцелуи ее императорского величества. Почему нет? Мужчины гибли и из-за более глупых вещей. Но это…

Арбас тоже развеселился. Проститутка выскользнула из-за стойки и скрылась в ночи. Никто не обратил на нее внимания.

– Имель,– пробормотал Кейн,– твоя подружка сбежала.

– Она слишком тощая, – ответил Имель, приканчивая вторую бутылку.

– Все эти герои из легенд, – запечалился Кейн, – шли и погибали за любовь прекрасной дамы. А все, что есть у нас троих, – одноногая сумасшедшая.

– Да уж, должна быть причина получше, чтобы жизнь отдать,– согласился Имель.

– А тебе-то зачем это надо? – спросил Кейн.

– У меня самый лучший повод, – ответил ренегат с пьяной откровенностью. – Я сражаюсь ради себя самого. Если все будет хорошо, то, когда это закончится, я буду одним из величайших лордов новой Империи. Земли и богатства, власть и высокое положение. Больше не надо будет терпеть насмешек со стороны Оксфорса Альремаса и ему подобных. Моя кровь так же чиста, как и у них. Все, что мне надо, – это богатство и власть.

– Если ты доживешь до этого, – жизнерадостно ввернул Арбас. Он вернулся от стойки с очередной партией тяжелых зеленых бутылок.

– Я поставил на ту, которая одержит победу, – возразил Имель. – Я знаю, каков риск. Любая цель, которая стоит того, чтобы стремиться к ней, имеет цену.

– И способ не платить по счетам, – ухмыльнулся убийца.

Имель поднял свою бутылку:

– Я рискну. Иначе ради чего жить? Но как насчет тебя, Арбас? Тебя, с твоей похвальбой, что ты учился в великом университете в Ностоблете? Почему будущий философ покинул пыльные библиотеки и лекционные залы, чтобы продавать свой клинок за запачканное кровью золото?

– Та же причина, что и у тебя, Имель, – с подчеркнутой медлительностью произнес Арбас. – Просто я более избирательно отношусь к тем, кого убивать, чем обычный наемник. Прибыльное занятие, хотя и не такое славное, как резня на поле боя.

– Тогда что ты делаешь здесь, с Кейном?

– Почему бы и нет? Мне платят и за это.

– Это не ответ.

– Такой же ответ, как и любой другой. Черт возьми, разве человек может по-настоящему контролировать свою судьбу? Разве он знает, почему поступает так, а не иначе? Мы играем в драмах, которые сочиняют боги, следуем узору наших судеб, – и какая разница, как мы пытаемся объяснить наши жизни и наши дела?

Имель рыгнул:

– Клянусь Хорментом! Тебе следовало остаться в университете. Но как насчет тебя, Кейн? Можешь ли ты объяснить, почему ты здесь? Или ты будешь извергать такую же философскую белиберду, как и Арбас?