Сицилиец - Марио Пьюзо

— Они никогда не победят, — ответил Гильяно.

— Не будьте так уверены, — сказал принц. — Вы помните Сильвио Ферра — он ведь был вашим другом детства. Хорошие мальчики вроде Сильвио пошли на войну, а вернулись зараженные радикальными идеями. Их агитаторы обещают, что люди не будут платить за хлеб и не будут платить за землю. Наивный крестьянин подобен ослу, идущему за морковкой. Он вполне может голосовать за социалистов. Только вы и дон Кроче способны обеспечить свободу Сицилии, — продолжал принц. — Вы должны объединиться. Дон Кроче всегда говорит о вас так, будто вы его сын, — он, несомненно, любит вас. По-моему, он один может предотвратить войну между вами и «Друзьями друзей». Он понимает, что вы поступаете так, как считаете нужным; я тоже это понимаю. Но даже и сейчас мы втроем можем действовать сообща и обеспечить предначертанное судьбой. Если же не сумеем, то все будем уничтожены.

Тури Гильяно не мог сдержать гнева. Ну и нахалы же эти богачи!

— Мы не договорились о вашем выкупе, а вы уже предлагаете мне союз, — с убийственным спокойствием сказал он. — Может, вы умрете.

В ту ночь принц плохо спал. Но Гильяно зла не затаил, и принц провел следующие две недели с пользой для себя. Здоровье его улучшилось, тело от ежедневной зарядки на свежем воздухе окрепло. Хотя он всегда был худощав, тем не менее у него появились было жировые отложения на животе, теперь же они исчезли. Он никогда не чувствовал себя лучше. Наконец договорились о выкупе в размере шестидесяти миллионов лир в золоте, которые и были выплачены через дона Кроче и аббата Манфреди. Гильяно со своими заместителями и двадцатью наиболее активными членами отряда устроили принцу накануне его освобождения банкет. По этому случаю из Палермо привезли шампанское.

Этот вечер принц будет вспоминать до конца своей жизни — притом с удовольствием.

На следующее утро, в воскресенье, принца привезли к Палермскому собору и оставили там. Шла ранняя служба, он вошел внутрь и помолился. Одет он был точь-в-точь как в день своего похищения. Гильяно из уважения к нему и желания удивить отдал его английский костюм в чистку и починил у лучшего портного в Риме.

Главари мафии потребовали встречи с доном Кроче. Хотя он считался главным среди них, непосредственно они ему не подчинялись. У каждого была своя организация. Мафия походила на средневековое королевство, где влиятельные бароны объединялись и поддерживали в войне самого сильного, которого они признавали своим правителем. Но, как и тех древних баронов, король должен был обхаживать их, наделять полученной на войне добычей. Дон Кроче правил ими не с помощью силы. Он правил, объединяя их разные интересы в интерес общий, что было лишь на пользу им всем.

Дону Кроче приходилось держаться с ними осторожно. У каждого была своя армия, свои тайные убийцы, душители, отравители, почтенные носители смерти от страшной лупары. В этом смысле они были равны с доном Кроче — потому-то ему и хотелось завербовать Гильяно в качестве своего главнокомандующего.

Главари мафии были тоже по-своему люди неглупые, иные считались самыми коварными на Сицилии. Они не питали к дону злобы за то, что он укрепляет свою власть, — они надеялись на него и доверяли ему. Но даже самый умный человек в мире может ошибаться. И они считали, что пристрастие дона к Гильяно — это единственный имеющийся у него заскок.

Дон Кроче устроил роскошный обед для шестерых коллег в саду отеля «Умберто» в Палермо, где можно было не опасаться за свою безопасность и сохранение тайны.

Из всех главарей мафии самым беспощадным и откровенным в выражении своих мыслей был дон Сиано, правивший городом Бисакино. Он согласился выступить от имени всех и сделал это вежливо, но резко, как принято у «Друзей» на высшем уровне.

— Мой дорогой дон Кроче, — сказал дон Сиано, — ты знаешь, как мы тебя уважаем. Это ты воскресил нас и наши семьи. Мы тебе многим обязаны. Так что высказываемся мы сегодня, потому что хотим оказать тебе услугу. Этот бандит Тури Гильяно набрал слишком много силы. И слишком уж мы с ним церемонимся. Он всего лишь мальчишка, а ведь не считается ни с тобой, ни с нами. Отбирает драгоценности у наших самых именитых клиентов. Захватывает оливки, виноград, кукурузу у наших самых богатых землевладельцев. А теперь он выказал нам уже полное неуважение, и это спустить ему мы не можем. Он же знает, что принц Оллорто находится под нашей защитой, и все-таки похищает его. Тем не менее ты продолжаешь нянчиться с ним, продолжаешь протягивать ему дружескую руку. Я знаю, что за ним сила, но разве мы не сильнее? И если мы позволим ему и дальше так действовать, разве он не станет еще сильнее? Мы все считаем, что настало время решать этот вопрос. Мы должны принять все возможные меры, чтобы свести на нет его силу. Если мы спустим ему похищение принца Оллорто, вся Сицилия будет хохотать над нами.

Дон Кроче кивал головой, как бы соглашаясь со всем, что говорилось. Но молчал. Гвидо Кинтана, последний по значимости из всех присутствовавших, заявил чуть ли не плача:

— Я — мэр Монтелепре, и все знают, что я из «Друзей». Но никто теперь не приходит ко мне с подарком, чтобы уладить спор или потребовать возмещения ущерба. Городом правит Гильяно и разрешает мне жить там из милости, чтобы не ссориться с вами, господа. Но мне не на что жить, у меня нет никакой власти. Я просто пешка. Пока Гильяно жив, считайте, что «Друзей» в Монтелепре не существует. Я не боюсь этого парня. Я однажды поставил его на место. До того, как он стал разбойником. Думаю, что его можно не бояться. Если совет согласен, я попытаюсь убрать его. Я уже разработал план и только жду вашего одобрения, чтобы его осуществить.

Дон Пидду из Кальтаниссетты и дон Арзана из Пьяни-деи-Гречи кивнули.

— А что ж тут трудного? — сказал дон Пидду. — При наших-то возможностях, да мы привезем его труп в Палермский собор и отправимся на похороны, как пошли бы на свадьбу.

Другие главари мафии — дон Маркуцци из Вилламуры, дон Буччилла из Партинико и дон Арзана — тоже высказались «за». И стали ждать.

Дон Кроче поднял массивную голову. И заговорил, по очереди нацеливая на каждого острие своего носа.

— Дорогие друзья, я вполне согласен с вашими чувствами, — сказал он. — Но мне кажется, вы недооцениваете этого молодого человека. Он хитер не по годам и, пожалуй, не менее храбр, чем каждый из здесь присутствующих. Убить его будет не так легко. К тому же я знаю, как использовать его в будущем — не только для себя, но и для всех нас. Коммунистические агитаторы подогревают сицилийцев, и те, совсем потеряв голову, ждут появления нового Гарибальди. Наша задача — сделать так, чтобы Гильяно не вздумал стать их спасителем. Мне не надо говорить вам о том, какие это будет иметь для нас последствия, если эти дикари когда-нибудь станут управлять Сицилией. Мы должны убедить Гильяно бороться на нашей стороне. Наше положение еще не настолько крепко, чтобы мы могли отказаться от его силы, убив его.

Дон вздохнул, запил кусок хлеба глотком вина и со смаком вытер рот салфеткой.

— Сделайте мне одолжение. Разрешите попытаться в последний раз убедить его. Если он откажется, тогда делайте, что считаете нужным. Я дам вам ответ в течение трех дней. Только позвольте мне последний раз попытаться прийти к разумному согласию.