Вечность на двоих - Фред Варгас

— Тут трава гуще, чем на могиле, — сказал Адамберг.

— Еще что?

— Чертополох, крапива, подорожник и всякие неведомые мне штучки.

— Хорошо. Иди обратно к могиле. Что растет в короткой траве?

— Маргаритки.

— И все?

— Немножко клевера и два одуванчика.

— Ладно, — помолчав, сказал Матиас. — Ты искал край ямы?

— Да.

— И что?

— А что я тебе звоню, по-твоему?

Матиас взглянул на мадленский очаг.

— Сейчас приеду, — сказал он.

В деревенском кафе, которое одновременно играло роль бакалеи и склада сидра, Адамбергу позволили положить оленьи рога у входа. Все уже знали, что он беарнский легавый из Парижа, возведенный на трон Анжельбером в Аронкуре, но заслуженные им трофеи открывали ему двери шире, чем любая рекомендация. Хозяин кафе, сродник Освальда, обслужил полицейских в мгновение ока — по месту и почет.

— Матиас через три часа сядет в поезд на вокзале Сен-Лазар, — сказал Адамберг. — В 14.34 будет в Эвре.

— Нам до его приезда надо получить разрешение на эксгумацию, — сказал Вейренк. — Но мы не можем его просить без санкции окружного комиссара. А Брезийон забирает у вас дело. Не любит он вас, да?

— Брезийон никого не любит, он любит орать. Вот с типами вроде Мортье у него чудесные отношения.

— Без его согласия разрешения нам не дадут. Так что Матиасу незачем приезжать.

— Мы хотя бы узнаем, открывали ли могилу.

— Но через несколько часов мы уже ничего не сможем сделать, разве что тайком. А тайком мы не можем, потому что за нами следит уголовный розыск Эвре. Стоит нам копнуть, они будут тут как тут.

— Верное замечание, Вейренк.

Лейтенант уронил в кофе кусочек сахара и широко улыбнулся, вздернув губу к правой щеке.

— Можно кое-что попробовать. Гадость одну сделать.

— А именно?

— Пригрозить Брезийону, что если он не снимет осаду, я расскажу о подвигах его сынка четырнадцатилетней давности. Я один знаю правду.

— Гадость какая.

— Да.

— И как вы себе это представляете?

— Мы же не будем приводить угрозу в исполнение. Я сохранил замечательные отношения с Ги, это его сын, и я совершенно не собираюсь вредить ему, вытащив один раз из дерьма. Он тогда еще был совсем мальчишкой.

— Можно попытаться, — сказал Адамберг, подперев щеку рукой. — Брезийон сломается сразу. Как у большинства крутых парней, у него весь пар уходит только в свист. Принцип грецкого ореха. Надави — и он треснет. Попробуй вот мед сломай.

— А что, интересная мысль, — вдруг сказал Вейренк.

Лейтенант заказал у стойки хлеб с медом и вернулся к столу.

— Есть еще один способ, — сказал он. — Я позвоню прямо Ги. Опишу ситуацию и попрошу его умолить отца не ставить нам палки в колеса.

— Надеешься, сработает?

— Думаю, да.

Уверен, что тогда отцу сынок внушит

Простую мысль, чтоб тот умерил аппетит.

— А сын — ваш должник, если я правильно понимаю.

— Если бы не я, он бы не закончил Высшую школу администрации.

— Но услугу-то он окажет мне, а не вам.

— Я скажу, что следствие веду я. Что мне предоставляется случай показать, на что я способен, и получить повышение. Ги мне поможет.

Как счастлив человек, когда он так толков,

Что может сбросить с плеч изрядный груз долгов.

— Я не то имел в виду. Вы оказываете услугу мне, а не себе.

Вейренк макнул намазанный медом хлеб в кофе, на удивление удачно с этим справившись. У лейтенанта были безупречной формы руки, как на картинах старых мастеров, и это придавало им легкий оттенок анахроничности.

— Мы с Ретанкур должны вас охранять, разве не так?

— Одно к другому не имеет отношения.

— В чем-то имеет. Если в этом деле замешан ангел смерти, мы не можем отдать его Мортье.

— Кроме следа от укола, у нас пока нет ни одного убедительного доказательства.

— Вы меня вчера выручили. С Верхним лугом.

— Память к вам вернулась?

— Нет, наоборот, туман сгустился. Но в любом случае, если декорации и поменяются, пятеро парней никуда из них не денутся. Не так ли?

— Да, парни те же.

Вейренк кивнул и доел хлеб с медом.

— Ну что, я звоню Ги? — спросил он.

— Звоните.

Через пять часов в центре участка, который Адамберг временно отметил колышками, натянув между ними веревку, одолженную хозяином бара, царил Матиас. Голый по пояс, он кружил вокруг могилы, словно медведь, вытащенный из спячки, чтобы помочь двум мальцам загнать жертву. С той только разницей, что белокурый гигант был на двадцать лет моложе обоих полицейских. Последние послушно ждали приговора специалиста по песням земли. Брезийон, не пикнув, снял осаду. Кладбище в Оппортюн, а также Диала, Пайка и Монруж, были отданы им в безраздельное владение. Одним звонком Вейренк молниеносно освободил от врага огромные территории. Адамберг тут же попросил Данглара послать им подкрепление, инструменты для рытья и сбора образцов, а также чистую одежду и туалетные принадлежности. В Конторе всегда стояли наготове сумки с неприкосновенным аварийным запасом на случай внезапного отъезда. Практичное начинание, не предполагавшее, правда, свободы выбора.

Данглар должен был бы радоваться поражению Брезийона, но не радовался. Рост авторитета Вейренка в глазах комиссара вызывал у майора вспышки яростной ревности. Он сам считал это непростительным вкусовым просчетом, самоуверенно полагая, что ум возвышает его над первобытными рефлексами. Но в данный момент счет оказался не в его пользу, и он был зол и раздражен. Привыкнув к положению приближенного, Данглар и мысли не допускал, что его роль и место могут измениться, ведь упорные арки в соборах возводятся на веки вечные. Появление Новичка сотрясало устои его мира. На взбаламученной траектории жизни Данглара было два неколебимых ориентира, два водопоя, две палочки-выручалочки: пятеро его детей и уважение Адамберга. Уже не говоря о том, что спокойствие комиссара, передаваясь ему капиллярным путем, влияло и на его собственное существование. Данглар не собирался терять свои привилегии и встревожился, углядев козыри в колоде Новичка. Своим мелодичным голосом и проницательным, тонким умом, которым светились его гармоничная рожа и кривая улыбка, он вполне мог завлечь Адамберга в свои сети. Кроме всего прочего, этот тип только что обезвредил Брезийона. Накануне умудренный опытом Данглар решил хранить в секрете новость, полученную двумя днями раньше. Сегодня же, едва оправившись от нанесенного ему удара, он извлек ее, словно стрелу из колчана.