Дело, которое нужно закончить - Константин Мстиславович Гурьев

Свешников посмотрел на него с легким сомнением:

— Да хоть к знакомым, а как бы забыла-то! Впрочем, не говорит — и не говорит, что поделаешь.

— Верно, — подхватил Рябов. — А дом ваш хорошо сохранился?

— Дом-то сохранился, да уже не нашим оказался, — усмехнулся Свешников. — Оказывается, мама его отдала каким-то знакомым…

— Просто так отдала? — спросил Рябов.

Скрывать заинтересованность ему становилось все труднее.

— Говорит, что после того, как они уехали в Москву, дом стал приходить в запустение, а тут какие-то знакомые решили из города уехать в село… Запутанная какая-то история, да мне-то разве важно? Я ведь на тот дом не претендовал никак, — ответил Свешников.

Но добавил после паузы:

— Хотя, с учетом всего происходящего, я бы там покопался… с интересом…

— Надеялись найти что-то? — уточнил Рябов, пытаясь скрыть возрастающий интерес легкой улыбкой.

— Не знаю, — признался Свешников. — Вы удивитесь, но я все лучше и лучше понимаю вашего учителя, который не спешил с теориями, а выискивал основания, доводы, создавал, так сказать, платформу для этой самой концепции.

— И появляются свои предположения? — спросил Рябов.

— Знаете, я сейчас пытаюсь понять, почему все эти семьи, истории которых стекались к бабушке, на тетрадях размещали треугольник…

— Треугольник? — перебил Рябов.

Ведь о треугольнике и Локетко говорил!

Свешников посмотрел удивленно:

— Кажется, я вам уже рассказывал… — Потом махнул рукой: — Ну да ладно. Важно, что истории существенно различаются, а треугольники у всех одинаковые.

— И что это может означать?

— Вариантов много, конечно, но наиболее вероятно, что какие-то свои знаки в форме треугольника были у каждого такого объединения…

Рябов удивленно переспросил:

— Объединения?

— Сейчас не могу подобрать другого слова, но суть ясна! — убежденно ответил Свешников. — Истории семей, которые я читал, описывали очень продолжительные периоды, и, как мне стало казаться, по какой-то причине потом оказались разделенными, разбросанными, а теперь стараются вновь собраться все вместе!

— Очень уж серьезная программа, — наигранно усмехнулся Рябов. — Вы думаете, профессор Доброхотов стал бы этим заниматься? Не мелковато для него?

— Для него, может быть, мелковато, как вы изволили выразиться, — обиделся Свешников, — а для меня весьма и весьма важно! — Он помолчал и, не удержавшись, сказал: — Не уверен, что Денис Матвеевич воспринял бы мою информацию так же, как вы.

Несколько минут ехали молча, потом Рябов заговорил:

— Научные изыскания — всегда столкновение разных точек зрения, так что вы уж на меня не шибко обижайтесь, а?

Свешников кивнул:

— Конечно, вы правы, глядя с одной-единственной точки зрения, увидишь только то, что под носом лежит. — Закурил и продолжил: — Знаете, а ведь у меня на душе стало спокойно, как давно уже не было! Будто все, о чем говорил, происходило не со мной, а я только со стороны наблюдал, совершенно не волнуясь. Ведь в спокойствии думается совершенно иначе, неспешно думается, легко, объективно. А объективность, знаете ли, невольно трансформируется в широту взглядов и порождает несколько точек зрения, несколько версий, объясняющих произошедшее. Вот я и увидел несколько этих точек, с которых можно рассматривать все происходящее, понимаете?

— Не совсем, — признался Рябов.

— Ну смотрите, — немного поучающим тоном продолжил Свешников. — Георгий обращается ко мне, как к человеку одной с ним семьи, верно? И с семьей, с принадлежностью к семье он связывает все те преследования, которые завершились его смертью, так? Но если бы эти люди знали хоть немного о нашей семье, то и обо мне они знали бы, верно? А ведь они побывали в доме бабушки и искали там что-то, но…

— Искали? — настороженно перебил Рябов.

— Да! Я вам разве не рассказывал? — удивленно спросил Свешников. — Ну, как же… В доме бабушки мне бросился в глаза такой беспорядок, которого там быть не могло. И следовательно, там кто-то был и что-то искал…

— Те самые тетради?

— Вот тут я не уверен, — возразил Свешников. — Все тетради находились в сумке, а сумка лежала на виду, ее и искать не надо было, так что вряд ли бабушкины тетради были предметом поиска…

— Ну, а тогда какая же связь может быть между вашей бабушкой, Георгием и его преследователями?

— У меня пока нет ответа на этот вопрос, — признался Свешников.

— Ну, а Доброхотову вы о своих версиях говорили?

— Я ведь сказал, что версиями смог заняться буквально в последние часы!

— Ну, а что же все-таки привлекло внимание Доброхотова к вам и вашим загадкам? — не унимался Рябов. — О чем вы, вообще, ему написали?

— О тетрадях, о том, что в них много интересного, но сведения представляются мне отрывочными и не складываются в единую картину! О том, что не представляю, какими должны быть, образно говоря, соединяющие элементы, но буду рад предоставить в его распоряжение все, что у меня есть! — помолчал, и видно было, что сдерживает себя, но так и не сдержал. — В конце концов, все наше с вами знакомство с того и началось, что я приехал сюда по приглашению Дениса Матвеевича, чтобы покопаться в его материалах!

— Ну, покопаться-то мы сейчас сможем, — усмехнулся Рябов, — вот приедем на место, поднимемся в квартиру профессора Доброхотова и будем копаться, выискивая что-то необычное.

Копались они часа два, перебрали все, но безуспешно, и только после этого Рябов вдруг сообразил, что надо поискать и на полатях! И эти «копания» дали прекрасные результаты: на полках, расположенных в прихожей под потолком, лежало несколько туго набитых папок. Папки они тотчас вытащили, обработали пылесосом (очень уж они были пыльные), начали разбирать бумаги. Свешникову почти сразу попался ответ, который готовил для него профессор Доброхотов, и он, увлеченный чтением, скороговоркой сообщил, что удивлен: листок датирован началом марта, а он его не получал.

Рябов только пожал плечами:

— Видимо, он попросил Нину отправить письмо, но она по каким-то причинам не отправила.

Свешников мотнул головой, а закончив чтение, сунул письмо в карман и продолжил увлеченно перебирать бумаги и раскладывать их в каком-то порядке. Рябов тоже хотел подключиться к этому процессу, но сразу же понял, что Свешников в таком состоянии не