Любовь побеждает все - Мари Клармон

Ева посмотрела на Йена и вдруг ощутила странное желание улыбнуться. Он выглядел, как человек в ожидании приговора — повешения или помилования.

Йен стоял в отдалении и молча смотрел на них. Без пальто его плечи выглядели шире, а сам он — еще больше, словно иллюстрировал поговорку о слоне в посудной лавке. Леди Элизабет, похоже, тоже почувствовала, что такой мужчина, как Йен, может нанести ее гостиной немалый ущерб. Поэтому, прежде чем зайти сюда, она очень настойчиво попросила его снять не только пальто, но и сапоги, и надеть тапочки, украшенные вышивкой. По правилам их можно было носить в спальне, но никак не в гостиной, однако хозяйка дома очень боялась, что Йен запачкает турецкий ковер.

Да, в этой комнате Йен выглядел совсем не к месту. Этому закаленному в боях мужчине больше подходило командование отрядом солдат, чем неуклюже стоять в стороне в ожидании хрупкой фарфоровой чашки с чаем. Но Йен был хозяином этого замка и прилегающих земель. А значит, отвечал за всех, кто тут жил.

Да, Йен правда чувствовал себя так же неловко, как и Ева.

— Анна, поставьте поднос на тот стол, — произнесла Элизабет мелодичным, но твердым голосом.

Служанка проворно водрузила поднос на стол у окна. Тетя Йена встала и, шурша шелковыми юбками, направилась к нему.

— Знаете, мои дорогие, этим летом черная смородина уродилась на славу, — непринужденным тоном проговорила она и принялась раскладывать на блюдца булочки, джем и масло. — Такой сладкой ягоды я еще не пробовала. Дети из деревни хорошо заработали на ее сборе. Хотя, думаю, съели они больше, чем принесли нашему повару, миссис Андерсон.

Ева заерзала, чувствуя себя не в своей тарелке. Но бежать она не могла. Голос хозяйки дома заворожил ее. К тому же у Евы на ногах лежала тяжелая голова Фальстафа. Может, это тоже была часть магии леди Элизабет?

Йен затих, и Еве показалось, что он впервые за эти дни немного расслабился.

Леди Элизабет налила в чашку горячего чая и продолжила:

— Только мой джем поможет вам вспомнить вкус лета в этот ненастный вечер.

Она взяла блюдце и тарелку с булочкой и направилась к Еве.

— Ты должна обязательно попробовать это. Не обижай тех детей, которые трудились, собирая ягоды летом.

Ева сжала зубы и вцепилась в подлокотники кресла. Эта женщина была колдуньей. Хоть и доброй, но настоящей колдуньей, которая завораживала голосом и взглядом.

Несмотря на то что Ева почти несколько дней не принимала настойку, есть ей совсем не хотелось. Но она точно знала, что ее рука против воли поднимется и примет тарелку с едой из рук леди Элизабет.

Предательское тело так и поступило. Это было невероятно. Ей показалось, что Йен удивленно воскликнул. А леди Блейк мило улыбнулась, словно и не подозревала, что одержала над ней победу.

Ева медленно взяла с тарелки булочку с джемом. Она вдохнула сладкий аромат черной смородины, и ее рот наполнился слюной. Да, запах был божественным. К Еве наконец вернулось чувство голода, которое она не испытывала уже много лет.

Страх и нетерпение овладели ей. Она медленно укусила булочку, и рот словно ощутил вкус летнего солнца и теплого, полного любви аромата кухни. Она не выдержала и закрыла глаза от удовольствия.

— Ну вот, — сказала леди Элизабет, — вкусно, не правда ли?

Ева кивнула и стала медленно жевать, наслаждаясь каждым кусочком. Но когда она проглотила угощение, то поняла, что больше не голодна. Фальстаф поднял голову и стал принюхиваться, явно надеясь, что ему тоже что-нибудь достанется. Ева не выдержала и улыбнулась. Ей захотелось дать псу остаток булочки, но она сдержалась, посчитав, что это шокирует хозяйку дома.

— Спасибо, — сказала Ева.

Леди Элизабет забрала у нее тарелку, взяла булочку и, словно прочитав мысли Евы, кинула кусочек Фальстафу. Пес схватил его на лету и проглотил, урча от удовольствия. Ева взглянула на него, и с ее губ сорвался смех. Это так поразило Еву, что она едва успела заметить, что хозяйка подает ей в руки чашку с чаем.

Леди Элизабет скрестила руки и сказала:

— Это мой лучший «Эрл Грей», отличное лекарство от такой ужасной погоды.

Еве показалось, что она чуть не сказала «от такой ужасной жизни», но не стала переспрашивать.

— Ты молодец, дорогая. Теперь все будет хорошо.

И когда Ева вдохнула аромат бергамота и улыбнулась жующему Фальстафу, то почувствовала, что еще немного — и она поверит ее словам.

— Все это чистой воды безумие.

Йен пристально смотрел на огонь в камине, словно треск поленьев и танец языков пламени могли подсказать ему, что делать дальше с хаосом, в который превратилась его жизнь. У него щипало ладони. Казалось, стоило взглянуть на них — и он увидел бы кровь Гамильтона, капающую с кончиков пальцев. Изумленные глаза друга опять встали перед ним. В тот миг он понял, что Йен предал его.

Но почему Гамильтон не сделал, как Йен ему посоветовал? Почему не вернулся в Лондон, когда у него был шанс? Если бы он перестал вести себя, как бездушное чудовище, то Йену бы сейчас не мерещилась его кровь на руках. А Ева не оказалась бы в сумасшедшем доме.

Йен взял кочергу и изо всех сил вонзил ее в угли, прогоняя картины прошлого. Искры взметнулись и улетели в каминную трубу.

— Я не мог поступить иначе.

Тетя стояла посреди длинной галереи. Ее присутствие, как всегда, ощущалось очень сильно. Он плохо видел леди Блейк в полутьме, но это было не важно. Йен знал, как сейчас выглядела его тетя. Конечно, она, гордо расправив плечи, возвышалась на фоне голубых стен, темных от гаснущего света дня. Руки леди Блейк сложила на груди, а подбородок немного подняла вверх.

Его тетя была сильным человеком. Образцом для многих. Никто бы не смог управлять поместьем так искусно, как она. В то время, пока Йен на другом конце света бегал за Гамильтоном, пытаясь изменить его к лучшему, Элизабет следила за тем, чтобы в Блайд-Касле дела шли должным образом.

Теперь управлять поместьем придется Йену. Его готовили к этому с детства, но сейчас такая перспектива казалась немного пугающей.

— Не мог?

Полный иронии голос эхом разнесся по галерее, добравшись до белоснежного потолка, украшенного лепниной.

— О, Йен.

Потом раздался шорох юбок. Тетя села в кресло и сказала:

— Пожалуйста, посмотри мне в глаза.

Йен нехотя повесил кочергу на медный крюк. Пусть тетя и была ему как мать, он не хотел чувствовать себя мальчиком, которого опять поучали. Йен уже испытал страх из-за переживаний о том, не сделал ли он какой-нибудь ошибки, когда спасал Еву. Теперь еще стоило опасаться неудовольствия леди Элизабет. Как будто борьбы с Евой ему было мало! Эти мысли разозлили его, и Йен повернулся к тете.