Как тебе такое, Iron Mask? - Игорь Савельев

– Сейчас вся страна не может понять, в Шереметьево или домой.

Таксист улыбался в зеркало (золотые зубы), страшно довольный, что выдал такой афоризм, да еще и на русском.

А главное.

То, что разгоряченный Алекс чуть не проскочил между пафосными «вершинами» обычной болтовни про демократию, оглушало и краткостью, и безразличием.

Алекса поразило сначала равнодушие и даже будто бы беспощадность Тео. Даже не «твой отец». Хотя заглавные буквы, синтаксис и формулировки выдавали, что он всего лишь копировал и вставлял. Но ни слова от себя. Ни вопроса.

Обиделся на ночное молчание.

Что-то почувствовал.

Отец арестован.

Беспощадность, с которой Тео вставлял.

Отец арестован!!!

Машина стояла.

Таксист даже не пытался сдать назад, хотя нет, сзади шли тоже (Алекс отчаянно обернулся). Вместо этого он вдохновлялся-вдохновлялся и вот заговорил:

– О. Орут. Рты разинули.

– Победила демократия, – вяло откликнулся – процитировал Алекс.

– Демократия, демократия… Сейчас нового диктатора себе на шею посадят. У нас это сто раз было.

У таксиста коротко пискнуло, но он даже не прореагировал. Видимо, «маршрут изменен».

– А вы откуда? Из Киргизии?

– Тепло. – Таксист улыбнулся в зеркало.

Ага. Нечего больше делать, кроме как угадывать.

Алекс раздраженно поддался – на секунду, попытался припомнить, где еще в Средней Азии шагали революции.

– Из Узбекистана?

– Теплее.

Да пошел ты на хрен.

Они наконец поехали, и Алекс ощущал странную собранность: новость не то чтобы подстегнула его, но он четко осознал, что должен делать. (Тео был бы в ужасе. Кажется, своим потоком сообщений он только и добивался, чтобы выкурить Алекса из ставшей страшной Москвы.) Он пойдет в прокуратуру. На Лубянку. Он будет добиваться встречи с отцом. Теперь его не запугать. Теперь он странным образом старший. Как легко этого было добиться, всего-то лишь оставшись на свободе.

Если честно, дело в другом. Алекс понял это вдруг, таращась на наконец-то взбудораженную Москву, хотя таксист и пытался вновь разговорить его.

Отец впервые – не победитель.

И только в ситуации, когда отец говорит с ним (ну, вернее, не говорит) не с пьедестала, не с монумента своей безупречности, тотальной правильности и всесокрушающего успеха, Алекс готов ощутить что-то вроде… жалости? Сочувствия? Любви?!

Как мало, оказывается, было надо.

Однажды оступиться. Рухнуть с пьедестала.

Это даже смешно. Сколько лет отец гнобил его, пытаясь в том числе «вернуть к нормальности» и «сделать мужиком», но попытки увенчались успехом только вот в такой истории; увенчались всесторонне, хотя в эту ночь, когда Алекс впервые был с женщиной, новость о перемене ролей еще не пришла. Был ли отец за решеткой уже тогда, когда пьяный Алекс вваливался в отель, а до этого шарахался по пустым коридорам власти, или еще нет, но все сработало разом. Анекдот. Рассказать Тео? Ага, прекрасная идея.

Спасая с самого утра свою шкуру, Алекс как-то не думал и впервые не зарядил телефон, пауэрбанк… Подъезжая к Бастилии и предлагая высадить его с улицы – в огороженный двор все равно без пропуска не въедешь, – он уже мрачно соображал, что остается без связи, как космонавт в опасной ситуации – как назло – неумолимо, медленно уходит в слепую зону. В этой череде российских героических блокбастеров, которые они раза два смеха ради посмотрели в Кембридже, Алекс ржал над дорогостоящей пропагандой, неуклюже-под-Голливуд, а Тео неожиданно проникался – «нормальный же фильм», – может, он иронизировал, он умел так – с абсолютно серьезным лицом… Шлагбаум открыт. Внезапно. Есть ли кто в тонированной будке, Алекс не видел, но свободно прошел, и за ним не побежали. А вот подъезд – сюрприз! – заперт, и на звонок никто не отвечал. В отличие от «земных» домофонов, здесь, на режимной кнопке, невозможно позвонить непосредственно в квартиру, так что Алекс остался глупо торчать во дворе – ну а что еще делать?

Вариантов-то, конечно, много, но, поскольку айфон разрядился в ноль, свою беспомощность Алекс переживал еще острее, чем в такси. Человек XXI века, человек, прилетевший в Москву из я совсем уж без рук и даже в чем-то и без головы, потому что тупо, медленно, на холоде соображал и ничего не мог сообразить. Отец арестован. (И даже это нельзя было элементарно нагуглить, проверить.) Где он? Физически? Куда ехать? В Генпрокуратуру? В полицию? Где взять адрес?.. Он ничего не понимал. Он слышал что-то когда-то про Лефортово, но и про него не знал – где это и, в каком-то смысле, что это. Тупость абсолютная. Бежать в киоски за бумажной картой? Такое еще есть? Или брать простейший смартфон и вставлять новую симку? Второе было чуть разумнее, хотя Алекс – поразительный случай – уже начинал считать деньги. А главное, интуиция подсказывала, что не нужно уходить отсюда.

Дом же многоквартирный. В конце концов. Кто-нибудь когда-нибудь же войдет в подъезд. Он войдет следом. Объяснится с охраной. Поднимется на этаж…

Больше всего нервировала даже не вся эта история, а ее потусторонняя часть – с пустыми квартирами и домом без других людей. Прыгая на месте и не на месте, он начинал подозревать, что без пневмонии этот московский треш точно не закончится. И надо бы, наверное, подумать о себе, поехать куда-нибудь в тепло, где можно зарядиться, осесть хотя бы в каком-нибудь молле, если уж не в гостинице, и там трезво составлять план действий. Но… Еще и странное упрямство. Как будто, уехав отсюда, он сдастся и пойдет на поводу.

В Москве, как обычно, начинало темнеть чуть ли не в обед, и замороженный Алекс уже плохо понимал, что делает, когда дергал ручку водительской двери хиппи-микроавтобуса, и – чудо – она поддалась. Да какое тут чудо. Развалина не заперта. Кому она нужна. В открывшуюся дверь Алекс видел разгромленный салон, но водительское кресло было цело, и Алекс сел за руль без всякой внятной цели, то есть из какого-то празнания, что внутри машины должно быть теплее. Хотя это бред. Везде одинаково.

…Когда подъехала «бэха», Алекс почему-то сразу понял, что это отец. Не объяснить. Он побежал к машине наискосок, от деревьев, деревянно загребая ногами. Его не увидели, но машина ждала. Отец стоял возле открытой дверцы и о чем-то договаривался с мужиком, вышедшим из той же машины без верхней одежды.

– Папа!!! – крикнул Алекс еще издали, чуть ли не падая на бегу, как в кино.

Отец близоруко сощурился, улыбнулся.

– Ты здесь!.. Леша…

Они неловко обнялись, точнее, Алекс, поскользнувшись, влетел в его объятия, это было как последний рывок.