Сын ХАМАС - Мосаб Хасан Юсеф

1 июня в 23.26 перед входом на популярную в Тель-Авиве дискотеку, известную как «Дельфинариум», толпились подростки, болтая, смеясь и валяя дурака. Большинство детей были выходцами из бывшего СССР, их родители — недавние иммигранты. Саид Хотари тоже стоял в очереди, но он был палестинцем и немного старше остальных. Под одеждой у него был пояс со взрывчаткой и с металлическими деталями. Газеты не называли теракт в «Дельфинариуме» терактом. Они считали его массовым убийством. Десятки детей были разорваны на части металлическими шариками из подшипников, которыми была начинена бомба. Потери были огромны: двадцать один человек погиб, сто тридцать два получили ранения.

Ни один смертник не убивал так много людей сразу. Соседи Хотари на Западном берегу поздравляли его отца.

— У меня осталось еще три сына. Надеюсь, они поступят так же, — рассказывал мистер Хотари интервьюеру. — Я бы хотел, чтобы все члены моей семьи, все родственники погибли за мой народ и мою родину.

Израиль более чем когда-либо стремился «отсечь змее голову». Однако к тому моменту израильтяне уже поняли, что если заключение лидеров в тюрьму не в силах остановить кровопролитие, их физическое уничтожение тоже вряд ли сработает.

Джамаль Мансур был журналистом и, как и мой отец, одним из семерых основателей ХАМАС. С отцом их связывала крепкая дружба. Они вместе были в ссылке в Южном Ливане. Каждый день они созванивались по телефону, подолгу разговаривали и шутили. Кроме того, Джамаль являлся главным защитником террористов-смертников. В январском интервью изданию Newsweek он оправдывал убийство невооруженных граждан и восхвалял смертников.

Во вторник, 31 июля, после сигнала от предателя, два тяжело вооруженных вертолета «Апач» подлетели к офису Джамаля Мансура в Наблусе. Они произвели три выстрела с лазерным наведением через окно его кабинета на третьем этаже. Мансур, лидер ХАМАС Джамаль Салим и шестеро палестинцев сгорели заживо от взрыва. Среди жертв было двое детей, восьми и десяти лет, которые ожидали приема у доктора этажом ниже. Оба ребенка были раздавлены обломками здания.

Это казалось безумием. Я позвонил Лоай.

— Что, черт возьми, происходит? Вы уверены, что эти парни были причастны к смертникам? Я знаю, они поддерживали теракты, но они вместе с моим отцом состояли в политическом, а не в боевом крыле ХАМАС.

— Да. У нас есть информация, что Мансур и Салим непосредственно участвовали в массовом убийстве в «Дельфинариуме». У них руки по локоть в крови. Мы должны были так поступить.

Что я мог поделать? Спорить с ним? Рассказать ему, что его информация неверна? Вдруг меня осенило, что израильское правительство, должно быть, заинтересовано и в смерти отца. Даже если он не причастен к терактам смертников, он все же несет ответственность как соучастник. Кроме того, он располагал сведениями, которые могли спасти эти детские жизни, и скрыл их. Он имел влияние, но не пользовался им. Он мог бы попытаться остановить убийства, но он бездействовал. Он будет поддерживать движение и одобрять поступки его членов до тех пор, пока не вынудит Израиль сдаться. В глазах израильского правительства он, несомненно, был террористом.

Из-за своих библейских чтений я теперь постоянно сравнивал поступки отца с учением Иисуса, а не с принципами, изложенными в Коране. Он все меньше и меньше казался мне героем, и это разбивало мне сердце. Я хотел рассказать ему, что я узнал, но был уверен: он не станет меня слушать. И если те люди в Иерусалиме воплотят свои планы в жизнь, то у отца никогда не будет возможности понять, что ислам повел его по неверному пути.

Я утешал себя тем, что благодаря моей связи с Шин Бет отец будет в безопасности, по крайней мере, теперь. Им он нужен живой, так же, как и я, но, конечно, по разным причинам. Отец был их главным источником внутренней информации о деятельности ХАМАС. Безусловно, я не мог объяснить это ему, и даже защита Шин Бет могла прекратиться, и над ним нависла бы угроза. Кроме того, было бы подозрительно, если бы все остальные лидеры ХАМАС вынуждены были скрываться, а отец свободно расхаживал бы по улицам. Мне было нужно, по крайней мере, сделать вид, что защищаю его. Я немедленно отправился к нему в офис и дал понять, что случившееся с Мансуром легко может произойти и с ним.

— Выгони всех. Избавься от телохранителей. Закрой офис. Не приходи сюда больше.

Его ответ меня не удивил — я ожидал услышать нечто подобное.

— Со мной все будет в порядке, Мосаб. Мы закроем окна стальными ставнями.

— Ты с ума сошел? Уходи отсюда сейчас же! Их снаряды пробивают танки и стены домов, а ты думаешь, что тебя спасет кусок металла? Если ты закроешь окна, они придут с потолка. Давай уйдем отсюда!

На самом деле я не мог осуждать его за сопротивление. Он был религиозным лидером и политиком, а не солдатом. Он плохо разбирался в оружии и методах убийства. Он не знал того, что знал я. Наконец отец согласился уйти со мной, хотя я понимал, что такая перспектива его вовсе не радовала.

Но я был не единственным, кому пришло в голову, что старый друг Мансура Хасан Юсеф по логике вещей будет следующей мишенью. Когда мы шли по улице, все вокруг казались обеспокоенными. Люди ускоряли шаг и с тревогой поглядывали на небо, стараясь как можно быстрее отойти от нас подальше. Я понял, что они, как и я, прислушивались, стараясь уловить гул приближающихся вертолетов. Никто не хотел закончить свои дни за компанию с Хасаном Юсефом.

Я отвез отца в «Сити Инн Отель» и велел ему оставаться там.

— Так, этот парень за стойкой будет менять тебе комнату каждые пять часов. Просто слушайся его. К себе никого не приводи. Никому не звони, кроме меня, и никуда не уходи. Вот безопасный телефон.

Сразу после ухода я позвонил в Шин Бет и рассказал, где отец.

— Хорошо, держи его там, подальше от неприятностей.

Для этого мне нужно было в любую минуту знать, где он. Я должен был следить за каждым его шагом. Я избавился от всех его телохранителей. Я не мог доверять им. Мне нужно было, чтобы отец полностью положился на меня. Если бы этого не произошло, он почти наверняка совершил бы ошибку, которая стоила бы ему жизни. Я стал его помощником, охранником и сторожем. Я устроил его быт и был в курсе всего, что происходило рядом с отелем. Я был его связующей нитью с внешним миром, обратная связь также осуществлялась через меня. Эта новая роль принесла мне дополнительную пользу: никому не приходило в голову подумать, что я шпион.

Я начал действовать от лица лидера ХАМАС, ходил с М-16, что выдавало во мне человека со средствами, связями и властью. В те дни такое оружие пользовалось большим спросом и было в дефиците (мой автомат стоил десять тысяч долларов). И я активно эксплуатировал свои связи с шейхом Хасаном Юсефом.

Вокруг меня стали крутиться парни из боевого крыла ХАМАС, просто ради хвастовства. И поскольку они думали, что мне известны все секреты организации, они чувствовали себя свободно и делились со мной своими проблемами и опасениями, полагая, что я могу помочь им.