Четвертый бастион - Вячеслав Демченко

Поручик шумно закашлялся.

– Я же говорил, проберет, – одобрительно кивнул Пустынников, запахивая полы шинели. – Пойду, гляну на делегацию.

Он вышел на дощатый помост для штуцерников, опасно скрипевший под толпами пехотинцев Тобольского полка, привлеченных не совсем обычным зрелищем.

Пожалуй, сама по себе страшная картина побоища мало развлекала сибиряков, вновь сменивших украинцев. То ли в силу врожденной степенности, то ли принимая ночной бой за нечто заурядное, они не лезли поверх голов друг друга, не вскрикивали, увидав в грудах мертвых тел кого-то из знакомых, рассуждая о смертельной жниве с обстоятельностью рядовых ее пахарей. И то правда, мало им, что ли, в котел такой горячей каши подано? Но вот парламентарии с той стороны – это, и впрямь, было занятно…

Впереди, в обычной «крымской» шинели, отличной разве что шерстяными алыми эполетами, усердствовал горнист, выдувая утреннюю сырость из трубы с трехцветным французским шнуром. Подле пристроился британский энсим[81] в одном красном мундире, но с номерным флажком полка легкой пехоты. Не со знаменем же полка, в самом деле, идти подбирать выбитые зубы. И следом не шел, но шествовал…

– Ишь, «каков скосырь выехал»[82], истинно пава, однако…

– А рази ты хуже, как в кабак с целковым идешь? Тоже птица важная, хоть шапки ломи.

– А из кабака как выкинут, так и истинно павлин выступат…

– Ажно на хвост падат.

Обменялись мнением тобольцы как бы между прочим, деля с большим вниманием скудные щепоти махорки.

– Только перьев на башке не хватат, как у ентого.

«Этим», надо понимать, был пожилой английский майор, подтвердивший верность британцев церемонии, то есть явившийся в парадной шляпе бикорне[83] – двууголке – этаком черном варенике с султаном белых обвислых перьев, кланявшихся еще, должно быть, Веллингтону. В сопровождении энсима с флажком он вышел на авансцену театра боевых действий, установив ногу на кстати подвернувшееся ядро – точно на поле Ватерлоо поутру после сражения.

Несмотря на иней, еще искрившийся на чугунном боку ядра, на майоре был только красный мундир, густо расшитый золотыми галунами. Впрочем, в другой руке флажкового, не занятой полковым фетишем, наготове была полушубок, по которому радикулитная спина майора очевидно скучала – он то и дело крупно вздрагивал, но только невозмутимо подкручивал поочередно пышные седые усы и белые локоны на скулах.

Вероятно, майор освящал делегацию наивысшим званием среди депутатов – званием, которое, впрочем, все еще можно было приобрести и за деньги, а не только за полководческие таланты. На его фоне, более причастный к грозным событиям ночи, шотландский лейтенант казался вовсе неприметным, выделяясь только укороченными фалдами мундира, кивером вместо шляпы (впрочем, не полагавшейся ему и во времена оны) да неотъемлемым шотландским спорраном – набедренным кошелем, болтавшимся теперь между колен заурядных синих штанов, подшитых в шагу кожей. Однако и он демонстративно недоумевал – дескать, откуда вдруг на поле боя столько лохмотьев в знакомую до боли, черно-синюю клетку?

Как повелось уже на этой странной войне – факт поражения или победы оставался открытым вопросом точки зрения.

City of Balaclava (Балаклава)

Предмет своих розысков, вернее, один из предметов – леди Марию-Лукрецию Рауд – «бегун с Боу-стрит», судебный исполнитель Альберт Бамбл нашел довольно просто.

Припомнив, что юная леди Рауд в прощальной записке к отцу писала нечто такое сумбурное и восторженное о подвиге мисс Найтингейл, офицер Бамбл первым делом отправился в тыловой госпиталь.

Собственно, это был уже эвакуационный пункт. Отсюда калек и серьезно больных, на возвращение которых в строй, по крайней мере в ближайшее время, надеяться не приходилось, отправляли в Турцию. Тут же прибывающие туристы могли при желании увидеть и страдальческую гримасу войны, а не только ее бравурный парадный портрет.

Впрочем, желающих было немного. Достаточно было столкнуться с Мехмедом, выносящим в медном тазу отпиленную ногу из операторской, а также услышать вопли недавнего хозяина ноги.

Тут же большей частью обретались и последовательницы мисс Найтингейл, хоть головной госпиталь, что вблизи штаб-квартиры Раглана, тоже никак нельзя было сравнить ни с одним полевым лазаретом – никакая бомба не долетит.

О Мэри-Лукреции тут слыхали. Наведывалась каждый день с момента прибытия в Балаклаву, все спрашивала какого-то лейтенанта из числа шотландских «амазонок», но в помощницы пока не набивалась особо.

– Хоть на Мехмеда и отреагировала вполне достойно, – кивнул сержант-фельдшер на старого турка в изодранном мундире, как обычно, пудрившего хлоркой кровавое месиво в яме на заднем дворе.

– Всех почти девиц поначалу выворачивало, – продолжил фельдшер, скручивая цигарку на турецкий манер из обрывка The Times. – Глянут только мельком в чан с бинтами из перевязочной и… barbecue… – протяжно выговорил он, довольно похоже иллюстрируя рвотный рефлекс. – А вот леди Рауд вашей как будто и не до того было. Очень уж ее занимала судьба того лейтенанта, имени не припомню…

– Мак-Уолтер? – подсказал офицер Бамбл.

– Точно, – кивнул сержант и, глянув на мистера Бамбла с крыльца операторской снизу вверх, многозначительно поскребся в основании нехитрого плетения полуседой косы. – Я его почему, собственно, запомнил… – начал было сержант, но вдруг стал припоминать, что он там, собственно, запомнил, мучительно наморщив лоб и беззвучно зашевелил губами.

– Почему? – поторопил его мистер Бамбл и тут же, спохватившись, подкрепил свою поспешность шиллингом – дескать, и еще три пенса в придачу, если догоним призрака.

– Потому что лейтенант Мак-Уолтер служит в 93-м егерском шотландском полку! – с драматическим надрывом возвестил сержант-фельдшер, как если бы открыл Бамблу код Апокалипсиса.

Сыщик даже не ответил ничего, а задохнулся от жалости к судьбе шиллинга, так глупо попавшего в нечистые руки, поэтому сержант, заметив разочарование собеседника, поспешно добавил все, что знал, дабы доказать, что деньги отработал честно:

– А этой ночью 93-й полк участвовал в ночной вылазке. Не слишком счастливой, надо сказать. Сэра Мак-Уолтера не было в числе вернувшихся из боя. Не было и среди раненых.

– Попал в плен? – наморщился Бамбл. Дело усложнялось. «Не иначе как придется клеить бороду, мазать туфли дегтем и отправляться в русский тыл», – подумал он, но фельдшер вдруг дал обнадеживающие сведения: