Искала я милого моего - Марта Кетро

– Душа моя, помнишь ту сумку, в которой подрезали «орудие»? Ну, как твой Марк выразился? Воришку-то нашли? Жаль. А вот насчёт ремешков: не сочти за труд, проверь, какой они были длины. Да-да, те самые, которые пояс – на какую примерно талию?

Эмилия дождалась ответа, повесила трубку и скверно ухмыльнулась. С виду это была одна из самых ангельских её улыбок, но люди, имевшие неосторожность хорошо знать госпожу Змейку, отправились бы составлять завещание, улыбнись она им подобным образом, – потому что для всего остального уже поздно.

В канун Сошествия город стал тихим и торжественным. Улицы обезлюдели, но всюду бурлила энергия предвкушения: в храмах молились, в домах готовили вечернюю трапезу, зажигали свечи и начинали ритуалы, более или менее длинные и сложные, но всегда вдохновенные и радостные. Редкие прохожие спешили, явно опаздывая к праздничному застолью, или, как Эмилия, пробирались в места неправедных развлечений. Она уже многие годы отказывала Орену, который не терял надежды завлечь её на семейный ужин, и проводила этот вечер одна, гуляя по городу и наблюдая, как заходит в него Господь – не во плоти, конечно, но в виде мощного потока силы, наполняющей пустые переулки до самых крыш. Она не знала, божество какой религии благословляло Мелави, но подозревала, что власть его древней, чем любое человеческое верование, и если Эмилия чему и поклонялась, то лишь ему. И когда большинство людей пряталось по домам, интуитивно опасаясь концентрированной магии, Эмилия купалась в ней и чувствовала себя рыбой в воде, птицей в небесах и змеёй в длинных подземных норах – то есть дома.

Но сегодня у неё были дела, и уже через полчаса Эмилия стояла перед дверью, на которой сияла фиолетовым фигурка танцующей женщины. Охранник открыл и посторонился, пропуская Эмилию в холл:

– Я к Сириллу, – сказала она метрдотелю, и тот предложил пройти в зал:

– Сейчас заканчивается предыдущий номер, потом у Сирилла выход на полчаса, а дальше он весь к вашим услугам.

Эмилия кивнула и села за дальний столик, отметив про себя, что мальчика пообещали, даже не спрашивая, а готов ли он быть «весь к услугам». О чьём статусе это говорит, её или его? Жаль, если он настолько бесправен.

На сцене между тем пели и плясали крошки Мацот, известные всему Мелави девицы, прославившиеся комическими куплетами. Обычно этот жанр ужасал Эмилию, но девчонки выбрали беспроигрышную тему: любовники-макаби и их властные мамочки, склонные вмешиваться в жизнь сыновей, контролировать каждый шаг и держать свечку над супружеским ложем – на всякий случай. Так что припев «в дупу тебя и твою маму» распевал весь город, а стишки никогда не заканчивались, ведь жизнь подкидывала новые истории день за днём. Недавно одна такая матерь штурмом взяла офицерские казармы, едва её малыш обмолвился, что может остаться на дежурстве в ночь Освобождения. Инцидент усугубился тем, что парень соврал – начальство, наученное горьким опытом, давно не рисковало вставать между макаби и его семейством в праздники. Он хотел провести время с подружкой, но не знал, как сказать об этом маме, вот и выдумал срочную проблему на службе, а в результате – скандал на уровне старшего командного состава, скандал дома и скандал с подругой. На праздничный ужин её, так и быть, пригласят, но наверняка не одобрят – ни одна женщина не может быть достаточно хороша для мальчика макаби. Эмилия поначалу не понимала, как эти люди вообще умудряются размножаться, но потом сообразила, что и у девочек есть родители-монстры, яростно отстаивающие интересы своих принцесс – из которых потом вырастают такие же мамочки. А вот девицам со стороны в эту бойню лучше не соваться.

Зал взорвался свистом и аплодисментами, официанты забегали между столиков с новыми порциями алкоголя, а затем начался следующий номер. В круге света появилась белокожая девица, замотанная в кучу тряпок, символизирующих скромную одежду – насколько это возможно, когда платье состоит из сплошных разрезов. Она немного потанцевала, застенчиво оголяя различные части тела, а затем из темноты сгустился мужчина в чёрном. Он принялся ловко обнажать девицу, и надо признать, на белом нежном теле руки в чёрных перчатках выглядели весьма эффектно. Руки эти ни в чём себе не отказывали, и скоро девица была так распалена, что её запах доносился даже до Эмилии. До акта любви на сцене не дошло, но было ясно, что без клиентов в эту ночь она не останется.

Когда парочка удалилась за кулисы, к Эмилии подошёл метрдотель и проводил её в гримёрку. Там Сирилл, уже переодетый в обычную рубаху и штаны, несколько брезгливо отмывал перчатки.

– Впечатлены? – нисколько не удивившись, спросил он. – Добрый вечер.

– Добрый, – ответила Эмилия. – Необычайно. Настолько, что ангажирую вас на весь вечер и остаток ночи.

– С радостью бы, но я уже обещан, – сказал он церемонно, как жертвенная девственница. – Нет, серьёзно, у меня остался всего час, около полуночи свидание, которое нельзя отменить. Ради вас всё, что угодно, но не в этот раз.

– Что ж, буду довольствоваться малым. Часа мне вполне хватит.

– Так приспичило? – удивился Сирилл.

– Да.

Он недоверчиво покосился на неё:

– Мне казалось, возбуждённые женщины выглядят несколько иначе.

– Вы многого не знаете, дитя моё, но это поправимо. Пойдёмте. Когда захотите уехать, я вызову мобиль, обещаю.

Любопытство – одна из главных движущих сил для юных душ. Сирилл решился, отложил перчатки и вышел вслед за Эмилией, и потому не увидел невыносимо ехидную улыбку на её лице. Впрочем, даже если бы и увидел, это для него уже ничего не изменило бы.

Спустя шесть часов голый Сирилл сидел на краю кровати и тупо смотрел в пол. Не то чтобы он был недоволен или чувствовал себя изнасилованным, но настолько его не выжимали ни разу в жизни. Он смутно помнил горячий шёпот: «Полночь, ты всё ещё хочешь уйти?» – и свое безумное: «Нет, нет, никогда», но в целом события этих часов слились для него в жаркий страстные бред, когда все желания сосредоточились на маленьком гибком теле, скользящем в руках, как змея. Настоящие змеи, впрочем, были сухими и тёплыми, а эта оказалась влажной и то раскалённой, то ледяной. Он сомневался, что сможет ещё раз повторить всё, что проделывал этой ночью, и в то же время не мог представить, что этого больше не повторится никогда. Несмотря на молодость, он был достаточно опытен, поэтому с трудом разлепил губы и спросил:

– Чем ты меня опоила, ведьма?

– Ничем, мой хороший, – необычайно мягко ответила