Узкий коридор - Джеймс А. Робинсон

Хотя этот обмен в определенной степени напоминает современную торговлю, условия обмена были строго фиксированными и никогда не менялись. И даже если престижные товары можно было выменять таким образом, то это еще не значило, что они продаются или покупаются. Или, согласно формулировке Пола и Лоры Бохханан, «тив не станут покупать корову или лошадь на рынке».

Как же тогда приобрести престижные товары? Переход от товаров первой необходимости к престижным товарам Пол и Лора Боханнан называют «конверсией». Тив осознавали, что предметы первой необходимости можно заполучить с помощью тяжелого труда, однако с престижными товарами дело обстояло иначе: для обладания ими требовалась не только тяжелая работа, но и «сильное сердце». Конверсия снизу вверх была возможна только в том случае, если какой-то обладатель престижного предмета готов отказаться от него и совершить конверсию сверху вниз. Однако тив «стараются удержать подобного человека от конверсии», поскольку таких людей

Итак, мы снова возвращаемся к тсав! Нормы народности тив затолкали экономику в клетку, искоренили фактор рынка и сделали родственные связи основным фактором производства. Этой ценой тив добились баланса между различными клановыми группами, избежали скользкого склона и укрепили статус-кво.

Как и принудительная щедрость тонга, экономика клетки у тив имела очевидные негативные последствия. Рынок критически важен для эффективной организации экономики и для ее процветания. Но у тив рынку не было позволено функционировать. При той ограниченной степени, в которой вообще была возможна торговля, относительные цены часто были фиксированными. В результате у тив, как и у тонга, распространилась крайняя нищета. Общественные институты тив создавали мало стимулов для накопления капитальных средств – разве что самых простых орудий труда, таких как палки-копалки и утварь для приготовления пищи. И сам факт накопления мог повлечь обвинения в обладании неправильным тсав, поэтому страх возмездия не позволял человеку накопить слишком много вещей. В результате ко времени прихода британцев доходы местного населения находились почти на уровне простого выживания, а средняя продолжительность жизни составляла примерно тридцать лет.

Наши рассуждения о тонга и тив позволяют предположить, что проделанный Гоббсом анализ экономических последствий безгосударственности был не совсем верным. Общества тонга и тив не погрязли в бесконечном насилии и конфликтах, разрушающих все экономические стимулы, – пусть даже провинция Северное Киву в ДРК и напоминает нам, что подобные конфликты и раздирают некоторые общества в отсутствие централизованной власти. И все же выводы Гоббса не лишены своих оснований, потому что нормы, разработанные в этих обществах ради контролирования конфликтов, породили крайне искаженные стимулы.

Прав ли был Гоббс и в том, что Деспотический Левиафан более благоприятен для экономической активности, поскольку обеспечивает безопасность, предсказуемость и порядок? Получается, что и в этом случае Гоббс был прав только отчасти – и нет более удобной отправной точкой для исследования двоякой природы экономики Деспотического Левиафана, чем работы великого арабского мыслителя Ибн Хальдуна.

Ибн Хальдун, родившийся в Тунисе в 1332 году, возводил свою родословную к пророку Мухаммеду через своих предков, живших в Йемене. В жизни Ибн Хальдуна было немало примечательных событий, в том числе даже встреча со среднеазиатским завоевателем Тамерланом. Наиболее прославленный труд Ибн Хальдуна носит название Китаб аль-Ибар («Книга наставлений»), а ее первый том называется Мукаддима, то есть «Введение». Эта часть книги Ибн Хальдуна особенно полезна для понимания экономических последствий деспотизма.

Во «Введении» много ярких мыслей. Описав экономические последствия образования государства на Аравийском полуострове, Ибн Хальдун излагает собственную теорию динамики политических институтов, основанную на том, что он считал двумя фундаментальными конфликтами в арабском обществе. Во-первых, это конфликт между кочевыми обитателями пустыни и оседлым населением городов. Во-вторых – конфликт между правителями и управляемыми.

Ибн Хальдун утверждает, что преимущество в первом конфликте на стороне кочевников – благодаря особому типу их общества, возникшего в суровых и скудных условиях жизни в пустыне. Для этого общества характерно явление, которое Ибн Хальдун называе асабийа, что можно перевести как «социальная солидарность» или «спаянность». Концепция асабийи нам уже кажется знакомой – это обычная часть клетки норм в безгосударственном обществе. Однако Ибн Хальдун рассматривает эти нормы под новым углом: если с нашей точки зрения асабийа представляется инструментом, который помогает регулировать конфликты и сохранять политический эгалитаризм в кочевых популяциях, то автор «Книги наставлений» указывает, что асабийа – это еще и оружие, очень хорошо помогающее подчинять себе соседние оседлые сообщества.

В предыдущей главе мы видели, как Мухаммед благодаря исламу получил преимущество в процессе построения государства. Для бедуинских племен, на которые Мухаммед опирался в этом процессе, была характерна очень мощная асабийа, и это стало для пророка и его последователей еще одним преимуществом в деле расширения халифата и превращения его в обширную империю. Согласно Ибн Хальдуну, феномен асабийи возник не только под влиянием экономических трудностей пустыни, но также благодаря плотной сети родственных связей, помогавшей выживать в суровом окружении. Отныне и навсегда пустыня будет покорять оседлый мир и образовывать новые государства и династии.

Вместе с тем Ибн Хальдун утверждал, что, хотя асабийа и помогает обитателям пустыни завоевывать «цивилизованные земли» и устанавливать в них свою власть, внутренняя динамика такой власти неизбежно влечет ослабление асабийи и в конце концов приводит к краху государства, основанного бедуинами или подобными группами. Затем цикл повторяется благодаря какой-то новой группе, вышедшей из пустыни и основавшей новое государство на месте распавшегося. Говоря словами Ибн Хальдуна,