Южный Ветер - Даша Благова

вовсе пенсионеры, доживавшие свои нищие дни. В этом магазине Саша купила большие часы – непонятно из какого времени, уродливые, худо-бедно работающие. Часы не понравились Саше, зато понравились Жене. Он не просто показал на них пальцем, но еще и потряс рукой, потыкал в них через воздух, несколько раз кивнул в их сторону, а еще дернул за руку Сашу и приподнял брови. Конечно, Саша не могла это проигнорировать, конечно, она купила эти часы, хотя они были дорогими и бестолковыми. Женя сцапал их, жестом отказался от пакета и понес домой сам. Вечером они с Сашей пили чай на веранде уже вместе.

В целом это были хорошие две недели, может быть, даже прекрасные две недели. Наступило всего-то двадцать первое июня, а на радио «Ветрянка» подписалось уже много людей: 560 во «ВКонтакте», 202 на «Фейсбуке»[6], 168 в «Инстаграме»[7]. «Телеграм» пока не завелся, но только потому, что Саша ждала Дашу, выжидала, чтобы Даша сама предложила и сама все сделала, у нее был опыт. Всего-то двадцать первое июня, а Саша уже сдружилась с Дианой, выпила с ней кофе и убедила ее отдать заказ в том самом строящемся жилом комплексе. Клиентом был богатый москвич, который пока занимался рабочими делами в соседнем городе, но совсем скоро должен был встретиться с Сашей.

Двадцать первого июня Саша с Женей приехали в город, чтобы поужинать в кафе. Это была обычная шашлычка, но для них, уже совсем хуторских, – культурный выход (так сказала Саша). На обратном пути, когда стемнело и Саша с Женей решили протащить себя по проспекту, чтобы уложить в желудках шашлык, дороги оказались перекрытыми. В черноте, чуть раскрашенной оранжевыми фонарями, шел мэр-пузач, за ним такие же галстучные мужики и три костюмные тетки. Они держали в руках длиннющие факелы с огненными шапками. За взрослыми шли дети, целая куча детей, некоторые из них, постарше, тоже были с факелами. «Это что еще за хрень», – сказала Саша, но ее никто не услышал. Уже в такси она погуглила и выяснила: в городе проходило факельное шествие по случаю начала Великой Отечественной войны, а факелы несли к Вечному огню, еще там должны были зажечь свечи. Саша забыла, что завтра двадцать второе июня и что́ значит это двадцать второе июня, но была уверена, что в шествии участвовали те же дети, что ставили перед ветеранами картонный танк полтора месяца назад.

Часы, купленные в антикварном магазине, решили повесить в студии: это помещение было единственным в Суворовке несанаторным, некрасивым и неуютным, а каким-то больнично-школьным. Саша забыла, что команда «Ветрянки» договорилась украсить редакцию, пока Женя не забрал у Саши молоток, когда она шла с ним в Женину комнату, чтобы вбить гвоздь для часов. Ты чего? Женя мотал головой. Не вешать? Продолжал мотать. Не сюда? В другую комнату? А куда? Женя мотал и мотал своей головой. А, блин, это для студии? Женя кивнул и улыбнулся, Саша засмеялась – не потому, что ей было смешно, а от радости, что Женя становится Женей, что он может протестовать и планировать, что теперь он может напомнить Саше о чем-то, что она сама забыла.

Про украшение студии, как оказалось, помнили все, кроме Саши. Астроном принес карту звездного неба – огромную, с заломами от складок, советскую, тусклую, но впечатляющую. Ее решили налепить скотчем на стену, там, где в классе повесили бы доску – карта как раз была размером с нее. Даша спасла рисунки пациентов дневного стационара, которые сложили в кучу на выброс, потому что их авторы либо уже умерли, либо давно перестали ходить в художественный кружок. Она принесла их и предложила выбрать самые удачные, но редакция решила, что искусство субъективно, поэтому давайте развесим все рисунки по стенам, плотно, плиточно, только оставим место для сейфа, который обещал Джумбер, и еще для Жениных часов. Игорь притащил дурацкую вазу, кривую, какашечного цвета, и совершенно искренне сказал, что это «антиквар» и «самое ценное». Таня положила в центр стола для чаепитий и обсуждений кружевную салфетку, которую связала сама, и пообещала, что, как только вынесут все ненужные столы, она украсит и оставшиеся нужные. «Думаю, нам точно нужен отдельный стол для записи, – сказала Саша. – Пора подниматься на уровень выше». Все, кто был рядом с ней, кивнули и заулыбались.

– Учитывая все сказанное, – заговорила Таня, – я думаю, что наша новая цель – не просто что-то записывать, а подчинить радио «Южные волны» психам!

Все засмеялись, заржали, Игорь сказал, что не ожидал такого от Тани, но сказал это как бы хваля Таню, одобрительно. Потом обсудили студию и решили, что она получилась яркой, слегка захламленной, обжитой. Таня снова пошутила: «С сумасшедшинкой, зато уютно!» Игорь добавил: «Через жопу, но с душой!» Редакция опять засмеялась, заржала, сбилась в большой смеющийся ком. Вдруг из этого кома вырвался Игорь, подпрыгнул к радиоприемнику (подарок Джумбера), крутанул колесо и крикнул: «Всем молчать! Сейчас мы будем!» Ой, точно! Точно! Тихо! Слушаем.

Сначала был баритонящий ведущий, сказал, мол, сейчас вы услышите работу звезд нашего эфира, и, как только Таня, Даша, Игорь, Астроном, Женя и Саша вытянулись и притихли, чтобы услышать сделанное ими, то есть, получается, звездами, в эфире запрыгал женский голос, совершенно чужой и совсем неветрянковский, а за этим голосом поскакал такой же бодрый и такой же чужой мужской голос. Слушали несколько минут, потому что вдруг ошибка, вдруг Антон перепутал, вдруг сейчас мы. Саша начала ходить и что-то печатать в телефоне, ходить и печатать, потом просто смотреть в телефон и ходить. Не отвечает, падла, сказала Саша и прилепила телефон к уху. Ходила и слушала гудки, ходила и слушала, отлепила, понажимала на экран и снова прилепила, отлепила и прилепила.

Потом была реклама, но стандартное послерекламное бормотание, радийный дисклеймер, ускоренный в десять раз, никто не услышал. Потому что радиоприемник врезался в стену, пролетев над столом для чаепитий, упал на пол и замолк. От него отлетел пластиковый кусок и проскользил в угол комнаты. Над столом стояла Саша с выброшенной вперед рукой.

Саш, ты че? Ты че, Саш?

Испугались. Все. Таня, Игорь, Астроном, Даша и Женя. Особенно Женя. Он обнял себя руками и свернулся.

Ответил, сказала Саша. Эсэмэской.

Сейчас я вам прочитаю.

«Вашу рубрику закрыли. Навсегда. Опрос про полицию слушали в администрации. Увы. Будьте осторожны и удачи».

Сраная провинция, сказала Саша.

Она выбросила взгляд в окно, снаружи не было разлетевшегося приемника, растрескавшихся авторов, не было кабинета, по-идиотски завешанного каким-то мусором, снаружи были деревья, еще трава,