День из чужой жизни - Дарья Кожевникова

— Мне бы еще до будущего года вначале дожить, — остудила я ее восторг по поводу дармовой перекопки. И повернулась к дедку: — А имени заступника они не упоминали в разговоре?

— Ой, вон ты о чем! — дошло наконец до Семеновны. — Думаешь, Николай?..

— Вероятнее всего. — Я заломила пальцы. Дедок с Семеновной переглянулись за столом: дедок вопросительно вскинул брови, Семеновна нахмурила свои. И, чтобы дедок не докучал вопросами, налила ему еще рюмочку. Дедку такая стратегия пришлась по вкусу: он выпил, крякнул и вместо расспросов только заметил:

— Никогда я вас, женщин, не понимал и понять не надеюсь.

— Куда тебе! — махнула на него рукой Семеновна. — Это тонкая материя, а не то что огурцы по теплицам тырить. И вообще хватит уже с тебя, — спохватилась она насчет снова подставленной рюмочки. — Можешь еще пригодиться сегодня.

Но было поздно: глазки у дедка уже хмельно блестели. И хоть он и видом, и словами был готов хоть сейчас идти как в разведку, так и в бой, видно было, что самый верный путь для него — в кровать на пару часиков. Куда Семеновна его и выставила без особых церемоний, проследив, чтобы не завернул по пути к теплице.

— Даже не знаю, что дальше делать, — тяжело вздохнула я, когда Семеновна вернулась обратно за стол, из обеденного превращенный нами в стол совещаний. — Хорошо хоть, что вроде искать они меня больше не собираются. Разве что на границе…

— Я бы на это не слишком надеялась. Это могло быть сказано и на публику, в расчете на то, что до тебя дойдет эта информация, и просто в запале. Но, поразмыслив, они могут все-таки возобновить свои ловчие мероприятия, даже если действительно собирались всерьез их приостановить, так что не стоит расслабляться. А уж если в городе где тебя заприметят…

С этими доводами я вынуждена была согласиться. И снова у меня возникло ощущение, что я — загоняемая дичь, вокруг которой неуклонно сжимается кольцо из охотников… Может, и дедка уже отследили? Но нет, он же обо мне ни слова не говорил, а просто привез приятелю инструменты, посплетничав между делом. Так что же мне тогда так тревожно? Наверное, из-за Николая! Ну да, хоть я от него и бежала без оглядки, да все-таки ведь не совсем чужой он мне человек.

— Семеновна, а вы, случайно, не знаете, как в нашу городскую больницу позвонить? — спросила я наугад.

— Как не знать? — оживилась Семеновна и принялась копаться в ящике буфета. — В нашем возрасте это ходовой номерочек, потому что многие друзья-приятели уже успели там побывать. Сейчас… Вот. — Она вытащила на свет самый нормальный мобильный телефон, который я у этого чуда уже и не ожидала увидеть. — В самом деле, позвоним в приемный покой и спросим, как у него дела, да в каком отделении лежит. Как его фамилия-то?

— Елизаров Николай. Ну, или Паров, хотя вряд ли: ведь в больницу принимают по документам, а они у него должны быть на настоящую, а не вымышленную фамилию.

— Сейчас про обоих уточним. — Семеновна нажала на вызов. Мне бы такое и в голову не пришло, а она назвала сразу две фамилии и спросила у девушек в приемном про Елизарова и Парова как про двух разных людей. Но выяснилось, что Николай не поступал в приемный покой ни под одной из них. Я бы на этом и закончила разговор, но умудренная жизнью Семеновна уточнила еще, не поступал ли кто избитый без сознания, как неустановленная личность. Но ее успокоили и на этот счет.

— Значит, либо у твоего охмурителя была и третья фамилия, либо это все-таки не он, — заключила Семеновна, отключившись.

Легче мне от этого не стало — наоборот, я с тревогой гадала, кто же это мог быть. Пока Семеновна не прервала мои гадания одним простым заявлением:

— Людка, а может, про заступника вовсе и не про твоего шла речь? Ты ведь не забывай, что есть такая игра, испорченный телефон называется. Мало ли кто что услышал, мало ли что переврал. А к нам с тобой эта информация дошла уже через третьи руки.

Не могла она этого раньше сказать! У меня при ее словах сразу отлегло от сердца. Но ненадолго, потому что Семеновна задумчиво добавила, прорабатывая все возможные варианты:

— Или супостаты это специально озвучили, надеясь, что эта новость до тебя все-таки дойдет. И ты кинешься в больницу, а они там будут тебя поджидать.

— Ох! — Мне снова стало нехорошо. — Тогда не стоило нам звонить в приемный покой по мобильнику. Леонид как-то говорил мне, что без участия компьютерного гения афера с деньгами не удалась бы. А вдруг такой гений может и сигнал мобильника запеленговать?

— Ерунда! — отмахнулась Семеновна. — Впрочем, даже если и отследили бы, то что? Скажу, забежала мне во двор какая-то замарашка оборванная, попросила сделать один звоночек, а потом снова куда-то вдаль унеслась.

Я хотела возразить, сказать, что супостаты и несанкционированный обыск могут устроить, и еще кучу неприятностей доставить не только мне, но и — что для меня было хуже всего! — моим благодетелям. Но тут выяснилось, что один из благодетелей до постели все-таки не дошел. Выяснилось это очень просто: опять послышалось его пение, но на этот раз не из-за забора, а словно бы разом да на весь огород.

— Да твои супостаты рядом с этим крученым корнеплодом — вообще дети малые! — в сердцах воскликнула Семеновна, выглядывая через окно во двор. — Что удумал, а? Солист, блин! Ёперного-поперного театра! Это ж он приятелю инструменты отвез, а взамен усилители у него выклянчил с динамиками. Давно грозился. Ну, сейчас я ему!

Достав рогатку, Семеновна для начала попыталась «позвонить» своему соседу. Только птица соловей, всецело отдаваясь своему пению, обычно не слышит посторонних шорохов. Дедок соловью ничем не уступал (по крайней мере, в этом вопросе), потому что проигнорировал яростный звон своей обстреливаемой кровли и даже с такта не сбился.

— Ну что ж, придется идти, вручную громкость убавлять! — решила Семеновна. Окинула воинственным взглядом комнату. Взялась за кочергу, прикинула на руке, потом поменяла ее на полено, но оно тоже ее чем-то не устроило. В итоге для регулирования громкости Семеновна решила к тяжелой технике сразу не прибегать, а для начала взяла в сенях веник. Которым самозабвенно поющий дедок и получил по затылку. Громкость пения сразу сошла на нет, но зато вместо этого, опять же по всему огороду, бесстрастно улавливаемое микрофоном, прокатилось звонкое дедово:

— Ай!!! Да ты что творишь-то, боеголовка ты ядерная!!! Что, совсем спятила?!

— Я?! Да я-то песен на всю деревню не ору! Всех кур распугал на версту окрест! Петь ему, вишь, приспичило! Кот мартовский! А то и без усилителя его талантов никто не слыхивал!

Каждая реплика Семеновны сопровождалась взмахом веника, когда удачным, когда нет — дедок уже соскочил со стула и вовсю метался по комнате. Менее поворотливая Семеновна, иногда опрокидывая кое-какие подвернувшиеся на пути мелочи, носилась за ним. Мне оставалось только наблюдать за всем за этим, поплотнее вжавшись в стену.

— До двадцати трех ноль-ноль могу на своей частной территории… — завел было дедок, но не успел закончить, потому что его перебили: