Алекто. Сокровище морганов - Жюльетт Сапфо

более всего: чтобы найти завещание. Вот почему Соран-Эсташ рылся в вещах Алекто, когда она застала его в своей комнате в день маскарада. А его слова, которые он бросил Оберу во время их ссоры: «В этом доме я с любым буду говорить так, как посчитаю нужным», теперь обрели истинный смысл. Соран считал Дом папоротников своей собственностью! Но доказать это законным способом он мог, лишь овладев бумагами графа Вальдульфа...

Нет, – не согласилась со своими рассуждениями Алекто, – что-то здесь не так! Соран не может быть сыном Вальдульфа по той простой причине, что они были примерно одного возраста. Зато он мог приходиться родственником наследнику графа...

И вот от этой мысли Алекто становилось по-настоящему страшно. Ведь, если её догадки были справедливы, то выходило, что наследник графа Вальдульфа всегда прятался за спиной Сорана. Возможно, всё это время он находился где-то поблизости, хотя и в тени.

Сколько же ему должно быть лет? – терялась в догадках Алекто. – Может, он мой ровесник? А может, немногим старше? Или младше?..

Она снова взяла свиток в руки и, перечитав текст завещания, в самом углу увидела дату. От удивления брови Алекто поползли на лоб. Оказалось, Вальдульф составил своё последнее волеизъявление в тот же год, когда она появилась на свет. Всё это казалось настолько необычным, что Алекто решила поговорить о завещании с матерью.

Знала ли мадам Бертрада о том, что у её возлюбленного была другая женщина, которая, к тому же, стала матерью его ребёнка? И что если не преждевременная смерть, а неверность Вальдульфа вынудила Бертраду выйти замуж за Харибальда? Почему, рассказывая Алекто историю своей трагической любви, графиня утаила от неё существование соперницы?

Алекто свернула завещание графа Вальдульфа де Лармор в свиток и, засунув его за отворот блио, с решительным видом вышла из комнаты. Она была уже на середине лестнице, когда услышала громкие взволнованные голоса, которые доносились из гостиной. Говорили трое: мадам Бертрада, Дуан Бальд и Эд де Туар. Присутствие маркграфа насторожило Алекто: ведь в это время он должен был находиться в своём замке и встречать герцога Ортенау. Все видели, как Эд де Туар торопливо покинул церковь до окончания заупокойной мессы. Так почему же он вдруг появился в Бруиден да Ре?

- Мадам, я вам ещё раз повторяю: подобный поступок ни в коей мере не соответствует поведению Данафрида, – говорил маркграф, который, судя по раздражительным ноткам в голосе, с трудом сдерживал злость. – Мой сын никогда бы не остался ночевать у девиц лёгкого поведения! Во-первых, потому, что по своей природе он чрезвычайно брезглив. А во-вторых, Данафриду известно, что я, мягко говоря, не одобряю тех, кто ходит в гости к безнравственным женщинам.

- Тогда я не знаю, что вам ещё сказать, чтобы развеять вашу тревогу, мессир, – отозвалась графиня, подавив вздох.

Заметив Алекто, спускавшуюся по лестнице, она сразу оживилась и едва не бросилась ей навстречу.

- Алекто, милая, скажи мессиру маркграфу, когда ты видела Данафрида в последний раз? – обратилась Бертрада к девушке, и взоры гостей тут же уставились на неё в нетерпеливом ожидании.

- Вчера вечером, когда Данафрид провожал меня домой, – ответила Алекто и вдруг подумала о том, что сегодня, когда шла заупокойная месса, её жениха не было в церкви.

Смутное беспокойство, от которого она пыталась избавиться после того, как прочла завещание Вальдульфа, снова зашевелилось в сердце девушки.

- А что случилось? – спросила она, переведя взгляд с матери на маркграфа.

Тот был бледным как полотно и выглядел непривычно растерянным и каким-то взъерошенным.

- Данафрид не ночевал дома, – сквозь зубы ответил Эд де Туар, встретив взгляд Алекто с ощутимой враждебностью.

- После того, как ушёл к маяку искать вас, он уже не вернулся, – вставил центенарий язвительным голосом.

Алекто бросила на него быстрый, как молния, взгляд.

- Откуда вы знаете, что я была на скалах у маяка? Вы следили за мной?

- Вместо того, чтобы обвинять мессира центенария в слежке, – резко прервал её маркграф, – лучше расскажите нам, где скрывается Обер Видаль. Ведь вы не только встречались с ним после того, как он сбежал из темницы, но и помогли ему уйти от правосудия. Так где же он теперь, а, мадемуазель Алекто? Где вы его спрятали?

«Они следили за мной!» – подозрения Алекто оправдались. Но тогда это означало, что маркграф и центенарий могли знать, где сейчас прячется сбежавший менестрель.

- Я не понимаю, о чём вы говорите, – пробормотала Алекто, изо всех сил стараясь не растерять остатки невозмутимости. Но как далеко ей было до мадам Бертрады, на лице которой застыла маска непоколебимого спокойствия!

- Где вы укрываете менестреля? – повторил Эд де Туар, повысив голос. – Хочу напомнить вам, мадемуазель, что Обер Видаль обвиняется в убийстве вашей тётушки, – добавил он и посмотрел Алекто в глаза, возможно, ожидая, что она возразит. А возразить очень хотелось.

- Мессир маркграф, – снова вступил в разговор Дуан Бальд, – позвольте мне высказать предположение о вероятном убежище злодея. На мой взгляд, в любом доме наиболее подходящее место для того, чтобы спрятаться, это подвал. Мадам, не соблаговолите ли вы проводить нас с мессиром маркграфом к двери вашего подвала?

Центенарий смотрел на графиню взглядом удава, готовящегося заглотнуть свою жертву.

Алекто потеряла дар речи. Спорить или отговаривать не имело смысла. Судя по уверенному виду центенария, в глазах которого светилось злорадное торжество, он знал, что в этот раз победа определённо достанется ему.

- Разумеется, я провожу вас, мессиры, – раздался безмятежный голос мадам Бертрады, и Алекто с ужасом увидела, как та достала из кармана ключ от подвала.

Точь в точь такой же, как тот, который Катрин раздобыла для Алекто!

Дальше всё было как в тумане. Заставляя себя передвигать ногами, которые подкашивались при каждом шаге, Алекто последовала за маркграфом и центенарием. Графиня, с гордо поднятой головой, как у человека с безукоризненной честностью, шла впереди всех. Дверь подвала распахнулась, и центенарий, отстранив мадам Бертраду, юркнул в проём с поразительной для его тучного тела проворностью. За ним, сняв со стены горящий факел, в подвальную темноту шагнул Эд де Туар.

Алекто приготовилась к встрече с Обером: бежать ему было некуда, и отсюда, из Дома папоротников, для него оставался открытым лишь один путь – на виселицу.

Каково же было удивление девушки, когда маркграф, снова показавшись в дверном проёме, бросил с досадой: «Там