Железный сокол Гардарики - Владимир Свержин

– О том не беспокойся, – заверил Джанибек.

– Да уж нет. – Лицо Штадена приняло хищный вид. – Я вашу породу хорошо знаю. Мне – мое, вам – ваше. Ежели желаете, чтоб ворота открыли, – платите. А нет, так тот путь, что я вам открыл, для вас кровавой рекой обернется.

– Ворота ты открывать умеешь, – усмехнулся мурза. – Что правда, то правда. А только пугать не надо. И без твоих услуг мы в эти земли прежде хаживали.

– Кто ж мешает? И нынче идите. Сколько народу на южных украинах положите, пока через каждую засеку да палисад прорубаться будете? А к тому времени, глядишь, и Вишневецкий с полками объявится. – Сотник для убедительности топнул ногой, точно предрекая скорый подход войск именно в это место. – Так что не больно хвост-то распушай. А теперь особо слушай да на ус мотай. Нынче из Москвы навстречу гетману посольство казацкое вспять идет. При нем дары богатые: меха, злато, утварь драгоценная, прочие царевы подарки. А везут те дары далибожские твои приятели.

Он недобро усмехнулся:

– Сергей Лис да Петр Гонта. Не запамятовал еще?

При упоминании этих имен глаза татарина метнули огонь, и зубы заскрежетали, как несмазанные амбарные петли.

– Вижу, помнишь, – удовлетворенно подытожил Штаден. – Так вот, ежели вдруг такое случится, что царевы дары до гетмана не доедут, то Иоанн хоть и осерчает, и лютиться будет, а все равно погоню за вами не пошлет.

– Добрая весть, – оскалился Джанибек.

– Не, ну ты слышал, капитан, какая падла? Сдал нас шо чихнул. – Возмущению Лиса не было предела.

– Слышал, – подтвердил я. – Впрочем, чему тут удивляться? Нам и до того было известно, что царь велел Штадену извести посольство. Разве что теперь мы знаем, кто будет непосредственным исполнителем царской воли.

Я умолк, и перед глазами у меня встала картина недавнего прошлого: предрассветное утро в Далибоже, польские жолнеры, врывающиеся в открытые ворота, казаки, полураздетые, едва успевшие схватить оружие… В этот миг в крепости было только два полностью одетых и экипированных человека – я и Генрих Штаден. Но со мной ясно, а сотник… Теперь все становилось на свои места. Ворота Далибожа открыли он и Джанибек. Для одного человека засов был неподъемен. И ляхи пришли путем, указанным Штаденом, и Стамбрусского он застрелил, чтобы имя его, не дай Бог, не всплыло. Не ясно только, свою ли он волю тогда исполнял или царево повеление. Но теперь этого, поди, и не узнать. А вот привести Девлет-Гирея на Русь… В этом уж точно царь не замешан.

Образ моего спасителя теперь представал в новом свете, играя красками отнюдь не радужными. Понятное дело, ливонский пленник, оказавшись при дворе варварского, по его мнению, государя, мог страстно мечтать о возвращении домой, и уж конечно, не с пустыми руками. Но открывать путь врагу в сердце державы, которой служишь, как ни крути – предательство.

Тем временем переговоры «на высшем уровне» подошли к завершению. Как сказал бы Лис: «Конец кина». Но сейчас его речь была малосвязна и обильно пересыпана выражениями непечатного содержания.

– Я дам знать тем же способом, что и прежде. Если же вам понадобится меня отыскать, на границе белгородского воеводства есть курган – могила царевича Марефа. Покажитесь там, я очень скоро об этом узнаю. – Джанибек традиционно восточным жестом приложил пальцы ко лбу, груди и животу. – Аллах да хранит тебя на всех путях твоих.

В сочетании с безукоризненным французским восточная пышность речей мурзы казалась странной, почти нелепой.

– Доброго пути, – с довольно сильным акцентом произнес Штаден уже в спину уходящему татарину. – Скатертью дорога. – С этими словами он поднял высверкивающий золотой насечкой ствол и направил его между лопаток своего недавнего собеседника.

Кто знает, о чем думал он в эту минуту, но, простояв так, покуда Джанибек не скрылся за кустами, вестфалец опустил свое оружие и зашагал прочь.

Время шло, и несколько успокоившийся Лис уже отправился принимать, как он выразился, «неконгруентные меры», а я, запершись в четырех стенах, продолжал осмысливать сговор, которому был свидетелем. Положение складывалось критическое. В момент, когда державность России была скреплена лишь фигурой грозного царя, подобный удар в мягкое подбрюшье мог оказаться смертельным. И хотя лично у меня от щедрости государя осталась лишь изжога, а спасение Московской Руси отнюдь не входило в наше задание, поставить институт в известность о происходящем я счел долгом оперативника.

– Джокер-1, – выслушав мои умозаключения, отозвалась база. – Переключаю вас на отдел разработки. – Спустя полминуты в голове звучал уже менторский тон одного из наших высоколобых корифеев. – Все, что вы говорите, – верно. И добавляет некоторые весьма серьезные штрихи к пониманию обстановки в данном секторе ответственности. Однако вам следует помнить, что в описанной реальности Девлет-Гирей тоже совершил успешный поход на Москву примерно в это же время. Его действия на Руси были столь ужасающи, что вплоть до нашествия Наполеона московиты считали годы до Девлетова набега и после него. А Иван Грозный был готов отдать татарам ранее отвоеванную у орды Астрахань. – Ученый муж сделал эффектную паузу, должно быть, готовясь сказать нечто особенно важное. – Увы, надо признать, что без этой скорбной вехи, как и без последовавшего за смертью Ивана IV Смутного времени, невозможно представить себе формирование российской государственности. Конечно, теперь нам известно, каким именно образом войско крымского хана беспрепятственно сможет миновать русские кордоны, однако вы вслед за лордом Баренсом допускаете ошибку, говоря о фатальности наблюдаемых вами событий.

– Джордж Баренс говорил о возможной гибели России? – перебил я разработчика.

– Говорил, – нехотя отозвался тот. – Однако…

– Постойте, – требовательно продолжил я. – Именно поэтому он требовал прислать оперативников?

– Да. Но отдел разработки счел его аргументацию недостаточной.

– А почему же нас перед отправкой не поставили в известность о подозрениях Баренса?!

– Руководство, – с трудом скрывая раздражение, произнес голос институтского разума, – исходило из необходимости оценить ситуацию на месте, так сказать, свежим взглядом. А паникерские настроения Баренса, вероятно, связаны с его переутомлением и пребыванием в состоянии непрерывного стресса.

– Насчет стресса – это верно, – криво усмехнулся я. – Однако же, как и требовал наш стационарный агент, институт прислал оперативников, и я, оценивая обстановку вышеупомянутым свежим взглядом, действительно нахожу ее критической.

– Я поставлю в известность руководство о вашем мнении, но предвижу, что ваше задание останется без изменений.

– И все же попробуйте, – с напором потребовал я. – Ладно, конец связи.

– Джокер-1, погодите, у меня для вас информация, – вновь появилась диспетчер.