Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки - Сергей Семанов

– Обсуждайте, товарищи, без меня, – сказал Андропов.

И сразу возникла тишина. У создателя фильма вытянулось лицо.

Председатель КГБ вышел из зала».

Тут необходимы пояснения. Да, история с фильмом изложена в общем верно, только он назывался «Тайное и явное». Автором сценария под именем Жаковского выведен известный литератор Дмитрий Анатольевич Жуков, автор многочисленных сочинений на самые разнообразные темы, от исторических повестей до пылких статей с обличением «международного сионизма», его связь со спецслужбами даже не очень скрывалась. Он написал сценарий, где кознями сионистов объявлялись и выстрел Каплан в Ленина, и мятеж в Венгрии, и убийство президента Кеннеди, и все, что могло попасть под его не слишком требовательную руку. Режиссером был известный Б. Карпов, консультантом – еще более известный Е. Евсеев, оба ныне уже покойные. Они сделали крутой фильм, в том числе используя заграничные материалы, почерпнутые в командировке.

Что случилось дальше, точно не известно, однако версия Минутко, скорее всего, верна: фильм на экран не выпустили, ясно, что без личного вмешательства Андропова дело тут не обошлось. Позже под тем же названием появился телефильм, ничего общего с первоначальным замыслом не имевший, речь шла только о событиях на Ближнем Востоке. Разумеется, этот эпизод никак нельзя считать сочувствием Андропова «русской партии», скорее уж наоборот. Добавим на всякий случай, что начальник Политуправления Советской армии генерал Епишев и его ведомство никакого отношения к фильму не имели. Отметим, наконец, что все это происходило в начале семидесятых годов.

Как же на самом деле относился Андропов к русско-патриотическому движению? Почему он избрал доверенными лицами Евтушенко и Шатрова, если уж был столь ярым антисемитом? Тут уже появились некоторые материалы, которые позволяют дать объективную картину событий.

Нет, не баловали Андропов и его «органы» тех, кого в их кругах пренебрежительно именовали «русистами». Вспомним шумное дело о «площади Маяковского», неоднократные аресты Л. Бородина, разгром совершенно легального (по содержанию и способу распространения) журнала «Вече» и многое другое, о чем мы еще расскажем подробно.

К деятелям еврейско-либерального толка Андропов подходил куда «гуманнее», хотя, разумеется, должен был это скрывать – прежде всего от своих подчиненных на Лубянке, которые эту публику, мягко говоря, недолюбливали. В 1972 году по израильской визе уехал в США поэт Иосиф Бродский. Ясно, что без участия шефа КГБ дело не обошлось, хотя теперь установлено: инициаторами его изгнания были ленинградские товарищи во главе со своим влиятельным Первым Романовым. С этим событием, что вызвало гул на Западе, связан любопытный эпизод, который писатель Минутко подал со слов Евгения Евтушенко. Поэтического баловня вдруг обыскали на таможне по возвращении из очередной заграничной поездки, изъяли порнуху и «антисоветские издания». Другому бы за такое голову отвертели, а тут ограничились одной лишь конфискацией. Цитируем:

«Вот здесь Евтушенко и понял, что необычный в его гастрольной практике обыск на таможне был своего рода приглашением к разговору, а что касается его экстравагантной формы, то она определялась имеющимися в распоряжении Председателя КГБ средствами.

Дружеская беседа между удачливым советским поэтом и самым, как оказалось позднее, удачливым главой тайной полиции длилась несколько часов. То, что сам Евтушенко из этой беседы нам пересказывал, касалось куда менее удачливого, чем он, поэта Иосифа Бродского, чьи стихи были в СССР под полным цензурным запретом.

– Я хотел вас спросить о Бродском, – сказал Юрий Владимирович Андропов. – Не о его поэзии, но о его судьбе. Какой вам представляется его судьба? И представляется ли она вам в наших теперешних условиях, в нашей стране?

Тронутый доверием, оказанным ему Председателем Комитета государственной безопасности, Евтушенко ответил, как ему казалось, честно и прямо, но в разговоре с друзьями впоследствии он часто возвращался к этому своему ответу, доказывая, что ответить иначе не мог; было похоже, что если не муки совести, то хотя бы некоторые сомнения его грызли. Евтушенко откровенно подыграл тогда своему державному собеседнику – его ответ был таким, какой тот ожидал услышать. Как это ни покажется странным, Андропову надо было в тот раз переложить ответственность за решение со своих плеч на плечи коллеги и приятеля Бродского, и это ему вполне удалось. Покачав головой, Евтушенко ответил:

– Нет, здесь у нас судьбу Бродского я себе, Юрий Владимирович, честно говоря, не представляю. Он талантливый поэт, но ему лучше будет за границей.

Так было решена судьба Иосифа Бродского. Возможно, она бы сложилась так же и без Евтушенко, но Евтушенко взял на себя ответственность решить – жить лучшему русскому поэту у себя на родине либо быть из нее изгнанным.

– Мне тоже так кажется, – сразу же согласился Андропов, и Евтушенко, почувствовав в этом согласии некий укор за свой совет, быстро добавил:

– Но хоть бюрократические формальности ему облегчите – хождение в ОВИР, заполнение анкет, ожидание.

Андропов обещал «облегчить» и слово свое сдержал: Бродский был изгнан из СССР в несколько недель.

Несомненно, что Евтушенко вспоминал о своем тогдашнем совете, когда звонил Андропову по поводу Солженицына. Он осмелился позвонить, пытаясь этим звонком снять с себя грех малодушия и подыгрывания шефу тайной полиции в случае с Бродским».

Ну, отношения Андропова с Евтушенко были вполне определенными с обеих сторон, и это слишком хорошо известно. Но далее писатель, очевидец рассказа, делает совершенно правильный вывод: «С другой стороны, не исключено, конечно, что Андропов заручался поддержкой таких людей, как Евгений Евтушенко или Юрий Любимов, с дальним прицелом – чтоб идеализированный, вымышленный его автопортрет выглядел более правдоподобно с помощью реальных черт и авторитетных свидетелей. Полуправда всегда больше похожа на правду, чем чистая ложь». Тут можно вполне согласиться с Минутко…

Как бы то ни было, но с Евтушенко, Любимовым и К° Андропов был «терпелив», как теперь выражаются, «толерантен». А вот как с «молодогвардейцами» обстояло дело? Не станем приводить суждения самих участников тогдашней «Молодой гвардии». Допустим, они будут пристрастны. Но вот что говорит верный последователь Андропова в борьбе с «русистами», тогдашний глава отдела пропаганды ЦК партии А. Яковлев. Совсем недавно он издал объемистые мемуары. Даже сейчас, три десятилетия спустя, он дышит той же злобой:

«Журнал ЦК комсомола «Молодая гвардия» опубликовал одну за другой статьи литературных критиков М. Лобанова «Просвещенное мещанство» и В. Чалмаева «Неизбежность». Лобанов обвинял интеллигенцию в «духовном вырождении», говорил о ней с пренебрежением как о «зараженной мещанством» массе, которая «визгливо» активна в отрицании и разрушительна для самих основ национальной культуры.

Вызывающим было и то, что официальный курс на повышение материального благосостояния людей автор объявляет неприемлемым для русского образа жизни. «Нет более лютого врага для народа, чем искус буржуазного благополучия», ибо «бытие в пределах желудочных радостей» неминуемо ведет к духовной деградации, к разложению национального духа. Лобанов рекомендовал властям опираться не на прогнившую, сплошь проамериканскую омещанившуюся интеллигенцию, а на простого русского мужика, который в силу своей неизбалованности ни сытостью, ни образованием только и способен сохранить и укрепить национальный дух, национальную самобытность.